Конец лета
Шрифт:
Я отвела глаза. Он прошел совсем рядом со мной к тому месту, где лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Положив доску, он поднял полинявшую университетскую толстовку, которая лежала на самом верху, и принялся натягивать ее. Я снова посмотрела в его сторону, и, когда его лицо показалось из выреза горловины, наши глаза встретились. Я твердо выдержала этот взгляд.
На его лице отразилось удивление.
— Привет, — сказал он с улыбкой.
— Привет, — отозвалась я.
Он расправил толстовку на бедрах
— Хочешь сигарету?
— Давай, — кивнула я.
Нагнувшись, он достал из кармана лежавших на песке штанов пачку «Лаки Страйк» и подошел ко мне. Протянул мне сигарету, взял себе другую и прикурил обе, а затем опустился рядом со мной на песок, вытянув ноги и опираясь на локти. Его ноги, шея и волосы были слегка припорошены песком. Голубоглазый, загорелый, ухоженный, он был олицетворением образцового студента американского университета.
— Ты сидела здесь весь день, — заметил он. — Когда не плавала.
— Я знаю.
— Почему к нам не присоединилась?
— У меня нет доски для серфинга.
— Так купи.
— Нет денег.
— Тогда одолжи.
— Мне не у кого.
Юноша нахмурился.
— Ты из Британии, так ведь?
— Да.
— Приехала к кому-то погостить?
— Нет, я здесь живу.
— В Риф-Пойнте?! — изумленно спросил он.
— Да, — я кивнула головой в ту сторону, где за изгибом песчаных дюн виднелся ряд полинявших обитых вагонкой бараков.
— Как так?
— Мы арендуем здесь дом.
— Кто — мы?
— Мой отец и я.
— И давно вы тут?
— С весны.
— Но вы же не останетесь на зиму.
Это была скорее констатация факта, нежели вопрос. Никто не оставался зимовать в Риф-Пойнте. Эти домики были просто-напросто не предназначены для того, чтобы выдерживать бури, дорога становилась непроходимой, телефонные провода обрывало и электричества тоже временами не было.
— Думаю, останемся. Если только не решим куда-нибудь съехать.
Он нахмурился.
— Вы что, хиппи какие-нибудь?
Зная, как я выгляжу, я не могла обидеться на него за то, что он задал подобный вопрос.
— Нет. Просто мой отец пишет киносценарии и разные вещи для телевидения. Но он ненавидит Лос-Анджелес и наотрез отказался там жить, поэтому… мы сняли этот домик.
Мой новый знакомый казался заинтригованным.
— А ты чем занимаешься?
Я взяла пригоршню грубого серого песка и пропустила его сквозь пальцы.
— Ничем особенным. Покупаю еду, выбрасываю мусор и выметаю песок из дома.
— Это твоя собака?
— Да.
— Как зовут?
— Расти.
— Расти. Эй, Расти, приятель!
Расти удостоил парня кивком, который сделал бы честь принцу крови, и вновь устремил взгляд на море. Чтобы как-то компенсировать такое отсутствие манер, я спросила:
— А ты из Санта-Барбары?
— Угу, — но юноша явно не испытывал
Я вежливо улыбнулась этой фразе, которую слышала уже не раз.
— С четырнадцати. То есть семь лет.
— В Калифорнии?
— Не только. Нью-Йорк. Чикаго. Сан-Франциско.
— Твой отец — американец?
— Нет. Ему просто здесь нравится. Изначально он приехал сюда потому, что писал роман, а потом права на экранизацию романа купила одна кинокомпания и отец отправился в Голливуд писать сценарий.
— Серьезно? Я слышал о нем? Как его зовут?
— Руфус Марш.
— Ты хочешь сказать, автор «Долгого утра»? — воскликнул он. Я кивнула. — Боже, да я прочел эту книгу от корки до корки, еще когда учился в средней школе! Все свои знания о сексе я почерпнул из нее!
Он посмотрел на меня с новым интересом, и я подумала: «Ну вот опять история повторяется». Парни всегда были со мной дружелюбными и милыми, но нисколько не заинтересованными — до тех пор, пока я не упоминала о «Долгом утре». Думаю, что это как-то связано с моей внешностью, потому что глаза у меня бледные, как шестипенсовые монеты, а ресницы совсем бесцветные, и лицо у меня не загорает, а сплошь покрывается сотнями гигантских веснушек. Кроме того, я слишком высокая для девушки, и скулы у меня ужасно выступают.
— Он, должно быть, крутой парень, — добавил мой новый знакомый.
Теперь у него на лице появилось озадаченное выражение, а в глазах ясно читались вопросы, которые он наверняка не станет задавать из вежливости.
Если ты дочь Руфуса Марша, то с какой такой стати ты сидишь на этом забытом богом берегу, в этом калифорнийском захолустье, в джинсах с заплатами и мужской рубашке, которую десятки лет назад следовало без сожалений отправить в мусорную корзину, и у тебя даже нет денег, чтобы купить себе доску для серфинга?
С комичной предсказуемостью вторя моим мыслям, юноша спросил:
— Что он вообще за человек? Я имею в виду, кроме того, что он твой отец.
— Я не знаю.
И действительно, я никогда — даже в своих мыслях — не могла дать ему определение. Я загребла еще одну пригоршню песка и высыпала его из ладони тонкой струйкой. Образовалось нечто вроде миниатюрной горы, а сверху я воткнула сигарету огоньком вверх. Получился маленький кратер, крошечный вулкан, а его дымящейся сердцевиной был мой окурок. Так кто же он — мой отец? Человек, которому всегда нужно быть в движении. Человек, который легко заводит друзей и теряет их на следующий день. Неуживчивый спорщик, талантливый до гениальности, но опускающий руки перед лицом самых ничтожных повседневных задач. Человек, который может расположить к себе и привести в ярость одновременно. Живой парадокс.