Конец одиночества
Шрифт:
Ее другу, несимпатичному грубоватому торговцу автомобилями, было больше двадцати. Она покачала головой:
– Наверное, ему надоело встречаться с таким дерьмом, как я. Ну что ж, заслужила!
– Неправда! Ты слишком хороша для этого идиота.
– Уж поверь – я действительно заслужила. – И почти насмешливо добавила. – Ты, Жюль, вообще видишь во мне что-то, чего нет.
– Как раз наоборот. Ты сама не видишь, какая ты.
Пожимая плечами, она допила свою рюмку и налила еще. Ее слегка качнуло.
«Спасибо,
Мне вспомнилось, как тогда в «фиате» она взяла меня за руку.
– Помнишь, как ты в пятом классе села ко мне за парту?
– Что это ты вдруг?
– Просто так… А почему ты так сделала?
– Ты был новенький, в странной одежде, в синих и красных носках, все на тебе не подходило одно к другому. И весь из себя такой грустный и покинутый, и все над тобой посмеивались.
– Правда? А я и не заметил!
– Еще они смеялись над тобой, потому что ты коверкал слова. «Лоходильник» – это я с тех пор запомнила. Или «ухотугий» вместо «тугоухий».
Взяв утяжеляющий жилет, который я всегда надевал для бега, Альва взвесила его на руке:
– Я села рядом с тобой, чтобы ты не был один. Но когда все принялись меня дразнить, будто я в тебя втюрилась, я пересела на другую парту.
– Слабо тебе оказалось выстоять!
– Да, это так.
Мы обменялись долгим взглядом.
– А ты ведь пьяна, Альва, – сказал я.
– Нет, Жюль, это ты пьян. С каких это пор ты пьешь джин?
– Я всегда его пил. Каждый день по бутылке перед уроками. – Я подошел ближе и взял у нее из рук жилет. – Ты еще многого обо мне не знаешь.
Она пристально посмотрела на меня:
– Вот как? И чего же?
В комнате стало тихо. Чем дольше вопрос повисал в воздухе, тем больше менялось ее выражение от кокетливого к серьезному. Я хохотнул, но мой смешок был больше похож на хрип.
Видя, что Альва не хочет взять на себя режиссуру этой сцены, я, следуя внутреннему ощущению, включил музыку – песню Паоло Конте «Via Con Me», которую ставила мне мама незадолго до смерти.
Я посмотрел на Альву, волосы мокрыми прядями свисали ей на лицо. Платье липло к ее телу, и она то и дело осторожно поправляла его, натягивая на коленки. И тут я начал двигаться под музыку. Колени у меня дрожали.
– А ты, оказывается, хорошо танцуешь, – в ее голосе слышалось удивление.
Я не ответил, а попытался втянуть ее в танец. Видя, что она отмахивается, я даже протянул руку.
– Пойдем, – сказал я, – только одну песню… Давай!
Изображая экспрессивную итальянскую жестикуляцию, я театрально шевелил губами вместе с певцом:
It’s wonderful, it’s wonderful, it’s wonderful,Good luck, my baby.It’s wonderful, it’s wonderful, it’s wonderful,I dream of you [16] .У
16
Каникулы на праздниках Троицы прошли в 1992 году без происшествий, пока в один прекрасный день я не застал тетушку на кухне какой-то погруженной в себя, глаза у нее странно блестели. С испугом я заметил, как она постарела. А затем вдруг понял. Сегодняшнее число было днем, когда раньше праздновалось мамино рождение. Мне стало стыдно: оказывается, я совершенно об этом забыл. Но из вежливости я согласился, когда тетушка пожелала сесть со мной на диван, чтобы вместе посмотреть семейные фотографии.
Я посмотрел на маму маленькой девочкой, подростком и девушкой с короткой модной стрижкой, в мини-юбочке среди группы студентов. Ее восхищенный взгляд был устремлен на молодого человека приятной наружности, стоящего рядом. Он был в белой рубашке с закатанными рукавами и коротким галстуком; не вынимая изо рта трубку, он увлеченно говорил что-то присутствующим, глаза его блестели.
– Твой отец говорил так увлекательно, был так обаятелен и умен, – сказала тетушка. – Он мог спорить часами.
На следующем снимке я обнаружил свою бабушку-француженку, у которой и тогда уже была знакомая жесткая складка губ. А вот и маленький Марти с его колонией муравьев! Лиз в платьицах «принцесс», с розовым бантом на голове, а на заднем плане – я сам, глядящий на нее, вылупив глаза. На другом снимке я, уже девятилетний, стою на кухне, сосредоточенно следя за кастрюлей на плите. На меня тут же нахлынули знакомые кухонные запахи. Уже много лет я не стряпал, но, кажется, я любил это занятие. Или, может быть, мне так только показалось под впечатлением фотографий? Я стал проверять память, и неожиданно начали всплывать все более отчетливые воспоминания.
Конец ознакомительного фрагмента.