Конец Осиного гнезда(изд.1960)-без илл.
Шрифт:
— Нет. Вы мне нужны. Садитесь.
Похитун сел на самый дальний стул, в углу комнаты, у окна, и смиренно сложил руки на коленях. Он всегда старался держаться подальше от гауптмана.
Гюберт посмотрел на него, потянул носом воздух и сказал:
— Сколько раз предупреждать вас: когда являетесь ко мне, не начиняйте себя чесноком!
Похитун встал.
— Что вы молчите?
– спросил Гюберт.
— Виноват… - произнес Похитун и хотел было сказать еще что-то в свое оправдание.
Но Гюберт вдруг набросился на него и распушил на чем свет
Гюберт взял лист бумаги, карандаш, написал несколько строк и подал мне:
— Зашифруйте, - предложил он.
– Посмотрим, как получится.
Я без труда в течение нескольких минут зашифровал предложенный текст и вернул его Гюберту.
— Расшифруйте, - сказал он Похитуну.
Тот вгляделся в текст, поморщил лоб и, даже не прибегая к карандашу, слово в слово доложил Гюберту то, что было мною зашифровано.
— Можете идти!
– бросил Гюберт Похитуну.
– Телеграммы "шестого" докладывайте вне всякой очереди.
— Слушаюсь, - пробормотал Похитун и исчез. Он не любил задерживаться в кабинете Гюберта.
Когда дверь закрылась, Гюберт взял телеграмму, принесенную Похитуном, и сказал:
— Ваш радист заработал.
Я нахмурился и сказал, что не понимаю, о ком идет речь.
Гюберт пояснил, что речь идет о том самом радисте, о котором говорил полковник Габиш и через которого я буду поддерживать связь. Он не назвал фамилии радиста, но я понял, что речь идет о Куркове. Гюберт предупредил, что завтра повезет меня на аэродром.
Новость очень встревожила меня. Видимо, несмотря на мою радиограмму, Курков не обнаружен, не схвачен и продолжает работать на фашистскую разведку. Это мне не нравилось. Я начинал побаиваться этого Куркова. Он всегда мог по требованию Гюберта навести справки обо мне, Саврасове, Брызгалове, и тогда дело будет плохо…
Перед самым обедом ко мне ввалился Похитун.
— Башка трещит!
– заявил он.
Похитун был уже в некотором подпитии и явно намекал на новую порцию. Я ума не мог приложить, где и как он доставал спиртное. Мне казалось, что единственным и постоянным поставщиком его являюсь я, но уже часто выпадали дни, когда я не имел водки, а Похитун все-таки напивался. Открыл мне глаза Фома Филимонович. Оказывается, кроме меня у Похитуна были еще ученики, жившие в городе; им, так же, как и мне, выдавали водку, и Похитун, очевидно, не брезговал и их угощением.
— Хорошо было бы перед обедом, - мечтательно сказал Похитун.
Я достал из тумбочки бутылку и едва сдержал улыбку: третья часть ее была уже отпита.
Похитун отвернулся и сказал:
— Пошли ко мне!
Когда он принял новую порцию и закусил выпитое долькой чеснока, я решил его уколоть:
— Здорово вам попало сегодня за этот чеснок.
— А ну его!
– махнул рукой Похитун.
– Не знаю, какая муха укусила его сегодня! Видно, не с той ноги встал.
— Но вы все-таки признали себя виновным.
— А что бы вы хотели? Вы когда-нибудь пробовали ему противоречить?
— Нужды не было.
— Ваше счастье. Вы
— Бросьте вы этот чеснок, - посоветовал я.
– Дался он вам.
— Не могу. Не могу… - ответил Похитун и выпил вторую порцию. Отказаться от водки и чеснока - никогда! Я привык к ним с детства. Да, да. Вы не улыбайтесь. Это единственное мое утешение… А вообще, я обделен судьбой и природой. Я жалкий и несчастный человек. Моя голова могла бы принадлежать более счастливому человеку. А тут еще Сталинград! Господи! Вы слышали, что там творится? Настоящая окрошка, месиво какое-то, мясорубка… Я слушаю, и у меня мозги трястись начинают. Где же правда, я вас спрашиваю? Я уже ни в кого и ни во что не верю. Пусть идут они к черту, все эти гудерианы, паулюсы, кейтели, листы, браухичи и прочие. Тоже мне вояки! Еще Москву обещали!
Меня не трогали эти душевные излияния, я знал, что они наиграны.
— Вы, я вижу, паникер. Не годится. Ничего страшного еще не случилось. И насчет Москвы вы не правы. В Москве мы еще побываем…
— Хо-хо-хо!
– рассмеялся Похитун.
– Скорее на Марс попадем или на Луну…
Я нахмурился и сердито заметил:
— Ничего смешного!
— Я побился бы с вами об заклад, да жаль, что ваша миссия окончилась, - сказал Похитун.
— Да, сейчас моему отъезду ничто не препятствует. Курков-то заработал!
— А?
– и Похитун икнул.
– А как вы узнали?
— Сказал гауптман.
— Верно!
– подтвердил Похитун.
– Совершенно верно. Заработал сукин сын! А сколько переживаний он мне доставил, когда умолк! Пройдоха парень. Я, каюсь, уже и надеяться перестал. У него, оказывается, перегорела лампа в передатчике, а запасные пропали. Но он выкрутился. Нашел взамен какую-то… Пройдоха, пройдоха… С таким радистом вы не пропадете. А шифр знает не хуже меня.
Похитун был уже во власти винных паров, глаза его осоловели, язык заплетался.
Но жажде его не было предела. Он решил покончить с водкой и решительно выпил оставшуюся. Потом встал, положил руку мне на плечо и доверительно сказал:
— А родственнички ваши живы и здоровы. Не волнуйтесь…
Я смотрел на него и молчал, чувствуя, что у меня холодеет внутри.
— Поняли?
– спросил Похитун.
Я машинально кивнул головой.
Как понимать его слова? О каких родственниках идет речь?
— Теперь обедать, - заявил Похитун.
– Я готов сожрать целого быка.
Он обнял меня и потащил в коридор. Я высвободился из его объятий. Я не страдал особой брезгливостью - мне приходилось спать с незнакомыми людьми в одной постели, есть из одной тарелки. Но вот "ласку" Похитуна я не мог вынести. И не потому только, что он был чудовищно неопрятен, но главным образом потому, что у него была грязная душа.
В коридоре нам попался Фома Филимонович. Он нес дрова в мою комнату. Мы отошли в сторонку и уступили ему дорогу.
Когда Фома Филимонович скрылся за дверью моей комнаты, Похитун сказал: