Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
Еще в Москве Кузнецов сказал нам,что хотел бы проникнуть в среду самих немцев и добывать нужные сведения.Мы на это согласились, но поставили перед ним условие:хорошо изучить порядки в гитлеровской армии,изучить какую-нибудь немецкую область, чтобы выдавать себя уроженцем этой области.
Кузнецов решил сделаться истым пруссаком. Он перечитал массу книг о Восточной Пруссии,о ее экономике, природе, жителях. Город Кенигсберг он уже так живо представлял себе, как будто на самом деле там родился и жил.
Мы стали
Пленные, которые к нам попадали, не удовлетворяли Кузнецова:
– Это олухи какие-то,заводные манекены!Шаркать ногами только умеют. Какой там с ними разговор, когда они, кроме «хайль Гитлер», ни черта не понимают!
– Откуда же вам профессора достать?– улыбаясь,отвечал я Николаю Ивановичу.
– Да я сам себе достану настоящих «языков». Вы только разрешите.
– Пожалуйста!
И Николай Иванович придумал ту операцию, о которой я рассказал. Эта операция была особенной. Как указывается в военных учебниках, обыкновенная засада проводится так: притаившись в определенных местах, бойцы ждут появления противника и нападают на него.Ну, а если вам дано открытое шоссе и кругом одни лишь поля, где здесь устроить засаду? Вот почему Николай Иванович решил провести, как он сам сказал, «подвижную засаду» на фурманках.
Чтобы не вызвать ничьих подозрений, он оделся в мундир немецкого офицера, а остальным партизанам придал вид полицейских.
Кузнецов недаром облюбовал красивый «оппель-адмирал». Добыча в этой машине действительно оказалась интересной, «языки»– на самом деле «длинными».
В лагере Кузнецов явился к пленным в форме немецкого лейтенанта. Соблюдая положенный в немецкой армии этикет, он расшаркался перед ними.
– Садитесь,– хмуро предложил галантному лейтенанту майор Гаан, указывая на бревно. Иного сиденья в палатке не было.
– Как вы себя чувствуете?– любезно осведомился Николай Иванович.
Но те были настроены не столь благодушно.
– Скажите,где мы находимся и что все это означает?
– Вы в лагере русских партизан.
– Почему же вы, офицер немецкой армии, оказались в лагере наших врагов?
– Я пришел к выводу, что Гитлер ведет Германию к гибели и все равно войну проиграет,и добровольно перешел к русским. Вам я тоже советую быть откровенными.
Немцы упирались недолго, и у Кузнецова полились с ними частые и длительные беседы. «Собеседники» были квалифицированные,с ними Николай Иванович мог вполне проверить свое знание немецкого языка.Весьма кстати граф Гаан оказался «земляком» Кузнецова– из Кенигсберга.
При обыске у имперского советника связи Райса была найдена карта грунтовых,шоссейных и железных дорог всей оккупированной Украины.Карта была снабжена подробными описаниями.Кузнецов,изучая карту и описания,натолкнулся
Кузнецов решил выяснить все поподробнее. Он спросил Гаана:
– Когда проложен подземный кабель?
– Месяц назад.
– Кто его строил?
– Русские. Военнопленные.
– Как же это вы доверили русским тайну местонахождения ставки Гитлера?
– Их обезопасили.
– Что вы имеете в виду? Их уничтожили?
Гаан и Райс молчали.
– Сколько работало военнопленных?
– Двенадцать тысяч.
– И все двенадцать тысяч…
– Но это же гестапо,– пытался оправдаться Гаан.
Кузнецов выяснил у пленных все, что было нужно.Попутно он проверил себя: у них не возникло даже сомнения в том, что он не немец.
Гаана и Райса мы повесили. Иного они не заслуживали.
Можно было уже направить Кузнецова для разведывательной работы прямо в Ровно.Но одно обстоятельство меня беспокоило: иногда во сне Николай Иванович разговаривал по-русски. Этим он мог себя выдать.
Пришлось сказать Кузнецову об этом и посоветовать ему как можно меньше говорить по-русски.
– Если уж очень захочется, идите к Цессарскому и разговаривайте с ним… по-немецки. Думайте тоже по-немецки…
Кузнецов стремился как можно скорее начать,как он говорил,настоящее дело. Он питал смертельную ненависть к гитлеровцам,хотя говорил об этом мало,так как по природе был сдержанным и даже несколько замкнутым человеком. Но большое и доброе сердце этого человека сказывалось во всем.
Однажды мы с Николаем Ивановичем прогуливались в окрестностях лагеря. День был осенний, холодный. Выпал первый снег.
Вдруг мы заметили в кустах какое-то живое существо. Мы подошли и увидели мальчика лет семи. Но в каком он был виде! Страшно было на него смотреть.
От рубашки и штанишек остались лишь клочья, и было видно все его худое тело: выпуклые, обтянутые синей кожей ребра, худые ноги. Волосы буквально шевелились от массы вшей. На одной ноге была гноящаяся рана.
Мальчик мутными, почти безжизненными глазами посмотрел на нас и немного съежился.
Я глянул на Николая Ивановича. Он стоял смертельно бледный. Не говоря ни слова, он снял с себя ватную фуфайку, завернул в нее мальчика, бережно взял на руки и быстрыми шагами пошел к лагерю.
Мальчика, как мы потом узнали, звали Пиня. Каким-то чудом он остался жив при расправе, которую учинили фашисты над евреями.
Пиню положили в санитарной палатке. Возвращаясь с разведки, Николай Иванович всегда приходил к мальчику с карманами, полными гостинцев.
– Поправишься– в Москву отправим, – говорил ему Николай Иванович.