Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
Я занялся обследованием пиджака: осмотрел карманы, в которых ничего уже не было, и принялся прощупывать подкладку.
Тогда Брызгалов вдруг скороговоркой выпалил:
– Я все скажу, граждане начальники. Все, все! Один черт! Запутался…
– А мы и не сомневались, что вы все скажете,– очень спокойно отозвался Коваленко, осматривая брюки.– Куда же вам деваться?
– Правильно, гражданин майор!– подобострастно подтвердил Брызгалов.– Все, все скажу.
Вооружившись перочинным ножом, я вспорол борт пиджака и извлек из-под подкладки кусочек жестковатой бумаги, обернутый лоскутком
– Так… – проговорил Коваленко, – Интересно. Ну-ка, посмотрим…
Это была часть фотокарточки молодой женщины, обрезанная по ломаной линии.
Брызгалов не сводил глаз с майора. От сильного волнения на лбу у него выступили росинки пота.
– Ну?.. – обратился к нему Коваленко.
Брызгалов шумно выпустил из груди воздух и, облизнув сухие губы, сказал:
– Влип!
– Дальше?– потребовал Коваленко, заканчивая осмотр одежды.
– Фотокарточка– это пароль,– проговорил Брызгалов.– Вещественный пароль. Теперь я расскажу все по порядку.
– Одевайтесь,– разрешил Коваленко.
Брызгалов медленно оделся, обулся и, бросив взгляд на стол, где лежали отобранные у него вещи, попросил разрешения закурить.
Коваленко взял щепотку махорки, листок бумаги из своего портсигара и передал предателю.
– Фотокарточку, эту половинку, надо показать Саврасову. У него вторая половичка. Сложенные вместе, они должны составить целую фотографию.
– Кто такой Саврасов?
– Инженер.
– Где он?
Брызгалов назвал один из уральских городов.
– Кто вас послал к нему?
– Гауптман… Капитан Гюберт.
Далее выяснилось,что после побега из арестантского вагона Брызгалов попал из танковой части не в штаб дивизии, а в разведывательную организацию гитлеровцев и что его подготовкой занимался некий капитан Гюберт.
Брызгалову было приказано побыстрее проникнуть на Урал, отыскать инженера Саврасова, сказать ему три слова: «Шифр 17 апреля», получить информацию и вернуться обратно к капитану Гюберту. Для этого ему и выдано было служебное удостоверение,паспорт и командировочное предписание на имя агента снабжения Старопокровского завода. Документы принадлежали одному из расстрелянных гитлеровцами советских граждан. Из пятидесяти пяти тысяч рублей – сорок Брызгалов должен был передать Саврасову, а пятнадцать оставить себе.
– Вы знаете Саврасова?– спросил я.
– Нет.
– А где обитает капитан Гюберт?
Брызгалов назвал небольшой районный город,оккупированный гитлеровцами. Но Гюберт живет не в самом городе, а примерно в километре от него, в лесу, в бывшем детском санатории. В распоряжении Гюберта имеется небольшой штат из двадцати–двадцати пяти человек,и среди них двое русских. Фамилий их Брызгалов не знает.
– Может быть, знали, но забыли? – спросил Коваленко.
– Совсем не знал, – ответил Брызгалов.– Мне с ними не разрешали…
– Сколько времени вы пробыли в резиденции Гюберта?
– Восемь месяцев. С декабря прошлого года. И никуда не выходил. Вся территория обнесена колючей проволокой в три ряда,круглосуточно охраняется, подходы заминированы. У них там все свое: и кухня, и баня, и радиостанция, и электродвижок…
Он докурил цигарку до самых губ, аккуратно положил окурок
– Что вы должны были сказать Саврасову при встрече?– спросил я.
– Ничего.
– То есть?
– Вначале ничего. Я должен был показать ему вот этот кусок фотокарточки, и все.
– А потом?
– А после того как Саврасов мне покажет вторую половинку, сказать ему: «Шифр 17 апреля».
– Что это значит?
– Не могу знать. Капитан Гюберт не сказал мне об этом ничего…
– Выкладывайте все!– жестко сказал Коваленко, глядя прямо в лицо парашютисту.
Брызгалов рассказал, что он обязан был выслушать Саврасова, хорошенько запомнить все,что тот скажет,и,не теряя времени, возвратиться с докладом к капитану Гюберту. Капитан в ближайшее время не намерен переносить свою резиденцию,по крайней мере, к такому заключению пришел Брызгалов. Возможно, что Саврасов снабдит его новыми документами, командировкой в прифронтовой район. Возвращаться Брызгалов должен через линию фронта на том участке, где ему указано. Он назвал это место. При встрече с первым же гитлеровцем надо сказать пароль: «Ахтунг, панцер!», что в переводе означает: «Внимание, танки!», и потребовать, чтобы его доставили к гауптману Гюберту. На участке передовой, где обусловлен переход, пароль, данный Гюбертом, будет известен командирам германских частей.
– А кто вас свел с Гюбертом?
– Он сам приехал в штаб танковой дивизии и забрал меня,– ответил Брызгалов. – Нас сопровождала охрана и солдаты фельджандармерии.
– И Гюберт сразу отвез вас в свою резиденцию? – спросил я.
– Нет,– ответил Брызгалов.– Меня еще месяца два держали в кутузке жандармерии.Вытребовали из Бреста сохранившиеся судебные дела, все проверяли. Гюберт время от времени приезжал беседовать со мной, а в декабре забрал к себе.
Прошло три дня. Ничего нового Брызгалов не рассказал. Подполковник Фирсанов позвонил в Центр. Выслушав его, Центр предложил допросы временно прекратить и сообщил,что на днях к нам вылетит полковник Решетов. Кто такой Решетов– никто у нас не знал.
Полковника мы встретили утром на фронтовом аэродроме.Это был рослый хмурый человек, судя по его выправке– в прошлом строевик. Представившись и поздоровавшись с нами, он уселся в машину рядом с шофером, наклонился вперед к ветровому стеклу и молчал всю дорогу до штаба. Я сидел сзади, и в глаза мне бросилась одна особенность: правой рукой Решетов все время старательно массировал кисть левой. Эта кисть была заметно бледнее правой, суше и помечена большим белым рубцом, идущим по тыльной стороне.
В рабочей комнате Фирсанова он уселся на маленький жесткий диванчик, прижавшийся к простенку между окнами, расчесал свои густые волосы и расстегнул воротник гимнастерки.
– Садитесь, товарищи,– сказал он нам– подполковнику Фирсанову, майору Коваленко и мне.
Его спокойное хмурое лицо со сросшимися на переносице бровями казалось утомленным.
Пауза затянулась. Полковник курил. Мы ждали.
– Где парашютист?– спросил наконец Решетов, потирая больную руку.
– Во дворе, рядом,– ответил Фирсанов.