Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
– Нет, так не пойдет,– сказал я решительно.– Гюберт, очевидно, не предполагает,что поездка в Москву так сложна. Я его информирую. Оставайтесь здесь, и больше к этой теме возвращаться не будем. В Москве все же остались у вас свои люди?
– Как это понимать?– испытующе спросил Саврасов.
– Раз вы категорически не можете к ним поехать– а ваши доводы меня убедили, – придется мне помочь вам.
– Хм… Есть один человек, служит на железной дороге. Я приобрел его еще в прошлом году. Удачный человек. Я бы сказал– очень удачный и перспективный. Проверен. Он уже оказал нам кое-какие услуги
– Это надежно?
– Вполне!– твердо заверил Саврасов.– Я информировал о нем Доктора. Он понравился ему еще тогда,до войны.Мы условились именовать его«диспетчером». На него можете рассчитывать.
– Ах, Диспетчер!– воскликнул я.(О Диспетчере я слышал, конечно, впервые!) – Слышал… А еще кто? Диспетчера трогать пока не разрешают.
– Есть еще человек, уже другой категории,– сказал Саврасов нерешительно.
– Именно?
– За этого поручиться не могу– будет слишком смело.
– Кто он?
Саврасов охотно рассказал, как рассказал бы любому другому, пришедшему к нему с паролями. Этот второй человек– бывший прораб одной из подмосковных гражданских строек. Инженер-строитель по опыту, но без диплома. Судился по уголовному делу, после заключения долго не мог обосноваться в Москве и получить прописку, но перед самой войной ему удалось это. Живет на частной квартире в районе Тимирязевской академии.
– О нем мне ничего не говорили, – деловито сказал я. – Так вы говорите, человек он ненадежный?
– Ненадежный,– кивнул Саврасов.– Этот тип привык к большим деньгам и очень избалован ими. За деньги, тем паче за хорошие деньги, которых у него теперь нет,он не остановится ни перед чем. Использовать его постоянно очень опасно,он пригоден лишь для эпизодической работы. Пьяница.А пьяницы,с одной стороны, весьма нам полезны, но с другой – опасны, неосторожны. Поэтому использовать его можно с оглядочкой. Я виделся с ним перед отъездом из Москвы.Он озабочен получением документов, которые освободили бы его от призыва в армию. Воевать не хочет.
– Понятно,– сказал я.– Еще кто?
– Все. Больше нет. Война все перемешала, раскидала людей.
«Негусто у тебя, оказывается», – решил я про себя и сказал:
– Значит,сами вы ничего не сделали, чтобы восстановить положение?А как вы живете материально?
– Живу неплохо, но можно было бы и получше,– усмехнулся Саврасов.
– Это дело легко поправимо…
– Что вы сказали?– Саврасов подался немного вперед.
Я прямо не ответил на вопрос и продолжал:
– Давайте договоримся так…– тут я почесал переносицу, будто что-то соображая.– Все, что вы считаете нужным сообщить Гюберту, набросайте себе для памяти, чтобы завтра подробно рассказать мне. Хватит времени до завтра?
– Безусловно.
– Отлично. Завтра же я сниму деньги с аккредитива и вручу вам. Тут с этим делом нетрудно?
– Как вам сказать. Жмутся, конечно. У вас большая сумма?
– Сорок…
– Ого! Ну что ж… Я вам подскажу, в какие кассы обратиться.
– Договорились,– весело сказал я и встал.
– Позвольте!–спохватился Саврасов и тоже встал.–А что вы делаете вечером?
– Ничего. Если не возражаете, давайте поужинаем у меня в номере и поболтаем.
– Ради бога,я с удовольствием.Вечер
– Внизу, под вами… – Я назвал номер.
Не прощаясь с Саврасовым,я вернулся к себе, вытащил из чемодана сверток с нехитрой закуской и немного подкрепился. Потом прилег на диван и перебрал в памяти всю беседу с Саврасовым. Записывать я по уже укоренившейся привычке считал нецелесообразным.Да в этом сейчас и не было нужды:память служила мне пока безотказно.
Потом я набросал план дальнейших действий.
Погруженный в раздумье, я не заметил, как уснул, и проснулся от стука в дверь. В комнате царила темнота. Я вскочил и зажег свет.
Вошел Саврасов.
– Отдыхали?– спросил он, энергично потирая руки.
– Немножко.
– А вы посмотрите, что делается на дворе.– Саврасов раздвинул шторы.
Я тоже подошел к окну. В заплаканное окно глядел слякотный сумрак. По запотевшим стеклам змеились дождевые струйки.
– Бож-же мой, какая гадость! – передернув плечами, воскликнул Саврасов и отошел от окна.– В такую погодку даже лягушки могут схватить воспаление легких!..
Мы долго сидели за столом у окна.Незатемненная улица выглядела неуютной и неприветливой. Торопливо сновали пешеходы, прижимаясь к стенам домов.
Беседа наша затянулась. Вначале я рассказывал Саврасову разные были и небылицы о жизни в оккупированных гитлеровцами городах. Он слушал с интересом, задавал множество вопросов и, кажется, убедился в моей полной осведомленности.Затем я осторожно попытался узнать, какая среда взрастила и воспитала такого отщепенца и предателя. Но мои попытки проникнуть в прошлое Саврасова успехом не увенчались.Прошлого он не касался и, как мне показалось,даже избегал тронуть его.То ли это была осторожность,то ли черта характера, я так и не определил. Зато о заводе Саврасов рассказал очень пространно; он действительно был хорошо информирован, и это делало его особенно опасным врагом. Тем скорее надо его обезвредить. Но от этого корня могли появиться и ростки… Я воспользовался рассказом Саврасова об уральских делах.
– Вы пробовали искать людей, которые могли бы пригодиться нам здесь?
Саврасов снисходительно посмотрел на меня.
– А как вы думаете?– сказал он.
– Я ничего не думаю,– в тон ему ответил я.– Я интересуюсь.
– Пробовал, дорогой, не раз…– Он налил в стакан вина, затем снял очки и стал протирать стекла носовым платком.–Пробовал,зондировал почву, обхаживал кого-то, но ни черта путного не получается.Что скрывать – патриотический подъем в народе огромный!Я никак не ожидал. Войска фюрера бьют их, блестяще прошли в глубь страны: Прибалтика, Молдавия, Белоруссия, Украина, Западные области! А все глупо уверены,что немцев побьют… Черт-те что!Какой-то фанатизм! Откуда только берутся силы, терпение, вера и упорство?! Признаюсь честно: позавидовать можно. Вы не подумайте, что я сочувствую. О нет! Я ненавижу их,ненавижу от всей души!Но поражаюсь. Ведь,кажется, всем ясно,что от таких ударов Советы не оправятся, а попробуйте с кем-нибудь поговорить на эту тему. Ого! Вас быстро сведут в милицию, а то и в другое место. При таком положении надо быть очень осторожным.Сто раз отмерь, а один – отрежь! Я уже ученый…