Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
Настроение у всех было приподнятое. Новая обстановка как-то увлекала. Тут же нам показали «клумбу», которую партизаны сделали из светящихся гнилушек. Радистка Лида успела уже прицепить крохотную гнилушку к волосам. Она светилась, как драгоценный камень.
«Пусть пока порадуются»,– думалось мне. Я-то хорошо знал лесную «поэзию» с комарами, сыростью и тлеющим костром.
Через два дня мы приняли еще одно звено парашютистов.
Самолет высоко пронесся над нашими кострами. Костры горели так ярко, что осветили и пролетавший самолет и тучи на
Увидев сигналы, самолет ушел в сторону,развернулся и снова показался уже на высоте трехсот метров.От него стали отделяться ясно различимые в огненных отсветах купола парашютов. Их ветром сносило в сторону.
Неожиданно над самыми кострами, на высоте не более восьмидесяти метров, один за другим раскрылись два парашюта. Один парашютист приземлился прямо около костра. Немного поодаль упала на бревна прилетевшая к нам медицинская сестра Маруся Шаталова. Она сильно ушибла ногу. Никто не мог понять, почему все так произошло.Но,когда мы внимательно осмотрели парашюты, оказалось, что «карабины» к ним забыли прицепить.Поэтому автоматически они не раскрылись, а сами парашютисты сумели раскрыть свои парашюты лишь после того, как пролетели затяжным прыжком свыше двухсот метров. Молодцы все-таки наши товарищи– не потеряли присутствия духа!
Площадка для приема парашютистов оказалась негодной. Она была близко от станции: тут и рельсы, и мощеный булыжник, и лесной склад. На такой площадке можно изуродоваться. Пришлось радировать в Москву, чтобы людей пока не отправляли.
А разведка приносила тревожные сведения. Кругом шли слухи, что каждую ночь прилетают чуть не двадцать-тридцать самолетов и сбрасывают парашютистов, что здесь скопилась уже целая дивизия. Слухи эти дошли, конечно, и до немцев. На дивизию они, пожалуй, пошлют большую карательную экспедицию, а нас было лишь семьдесят человек.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
На рассвете 23 июня мы покинули лагерь.Было ясно,что немцы вот-вот бросят на нас карателей.На месте лагеря оставили «маяк»– пять бойцов, которым поручили наблюдать за станцией. На «маяке» остался и наш доктор Цессарский. Он должен был лечить партизана Калашникова, который по-прежнему лежал в землянке у железнодорожного сторожа. Взять его с собой мы не могли: нога у него была еще в гипсе.
Я направился с отрядом на север, в большие лесные массивы. Прошли километров десять, когда заметили в лесу домик. На разведку послал трех партизан.
– Попросите поесть и постарайтесь узнать что-либо о немцах,– поручил я разведчикам.
Они вскоре вернулись и сообщили, что в домике живет лесник. Он дал им лишь десяток сырых картошек и в разговор не вступил: дескать, ничего не знает.
Не успели мы отойти и километра, как тыловое охранение передало, что задержан подозрительный человек. Он галопом скакал на лошади. Увидев нашу колонну, подъехал.
– Где можно видеть начальника полиции?
– А зачем он тебе?– не растерявшись, спросили партизаны.
– Ко мне только что заходили какие-то два молодчика и спрашивали
Это был тот самый лесник, у которого мои разведчики взяли картошку. Нашу колонну он принял за отряд полицейских.
При допросе лесник сознался, что ехал в районный центр Хабное, чтобы сообщить немцам о появившихся партизанах. Те за поимку партизан обещали награду. И о себе он рассказал: в свое время был осужден по уголовному делу советским судом.
Все стало ясно:был уголовником,стал предателем. Мы его тут же расстреляли.
Это происшествие насторожило нас еще больше. И хотя все устали, я решил не делать привала. Часа в три дня на ходу съели по куску вареного мяса. Хлеба у нас не было.
Как назло,начался сильный дождь,настоящий ливень.Одежда и обувь пропитались водой– идти стало еще тяжелее. Час, другой– дождь все не прекращался,но мы,не останавливаясь,шли все дальше и дальше от опасных мест. Лишь к ночи, когда все уже выбились из сил, я решил остановиться. Дождь прекратился, но в густом лесу все было мокро, с деревьев падали крупные капли и тучами роились комары. Люди, не привыкшие к длинным переходам, валились и засыпали тут же на земле.
На другой день мы нашли подходящее место для временного лагеря.Это было в лесу, среди огромнейших сосен. Здесь раньше, вероятно, было культурное хозяйство. На каждом дереве были сделаны «стрелы» для стока смолы и прикреплены чашечки. Мы быстро построили шесть палаток из парашютов, чтобы уберечься от комаров и иметь возможность спокойно спать. Недалеко от лагеря выбрали площадку для приема парашютистов. В тот же день укомплектовали подразделения, выделили разведчиков, побеседовали с ними и направили их в разные стороны– узнать, не идут ли следом за нами немцы, познакомиться, как живет население в деревнях и нельзя ли где-либо достать продуктов.
Утром 25 июня охранение лагеря задержало и привело ко мне еще одного субъекта,назвавшегося местным жителем.Недалеко от нашего лагеря он тщательно высматривал местность. При обыске у него нашли справку, что он работает в немецкой полиции. Сомнений быть не могло: немцы нас ищут и, может быть, уже напали на наш след.
В ту же ночь была тревога. Один из часовых услышал в лесу какой-то шорох. В темноте ему не удалось ничего разглядеть. Шепотом он приказал напарнику бежать в лагерь и доложить, что слышал шум.
В лагере объявили тревогу. Через несколько минут отряд был в боевой готовности.
Но вокруг все было тихо, ничто не нарушало лесного покоя. Обшарили кругом всю местность– ничего подозрительного.
Через час дали отбой,но остаток ночи я уже не спал.Дело в том, что тревога обнаружила наши непорядки: многие товарищи одевались и обувались пятнадцать –двадцать минут,бойцы поддежурного взвода спали раздетыми,хотя, по правилам, не должны были раздеваться: ночью они заступали на дежурство.Я вызвал к себе командиров подразделений и самих нарушителей дисциплины и строго отчитал их.