Конец российской монархии
Шрифт:
Но нельзя закрывать глаза на то, что, если бы революционеры захватили в Царском Селе всю царскую семью с царицей и наследником и обратили бы их в своих заложников, государь, оставаясь в Ставке, неминуемо бы также покорился их требованиям. К тому же, учитывая ненормальное положение, сложившееся в Верховном командовании, где все было в руках начальника штаба, можно с уверенностью сказать, что, останься государь в Ставке, ход событий от этого не изменился бы.
Правильнее было бы заблаговременно перевезти, хотя бы на автомобилях, царскую семью из Царского Села в Ставку, но как раз в это время все царские дети лежали больные корью, а события развивались с такой быстротой,
В этот критический час злой рок тяготел над государем: больные дети вдали в объятиях революции и тяжело больной генерал Алексеев в Ставке; и нельзя поставить ему в вину, что общечеловеческое чувство неудержимо повлекло его к находящейся в такой страшной опасности семье.
Когда царский поезд покинул Ставку, в Петрограде больше не существовало никакой царской правительственной власти и столица уже полностью находилась во власти революционеров; министры арестованы, а из членов Государственной думы образовано Временное правительство, первой задачей которого было не пропустить царя и эшелон с войсками в район Петрограда. Для этого был образован в Петрограде Всероссийский исполнительный комитет железных дорог — знаменитый Викжель, сыгравший столь решающую роль в успехе революции, которому немедленно и безоговорочно подчинились все железные дороги Петроградского узла. Этому комитету и поручили остановить движение царского поезда к Царскому Селу, гарнизон которого, состоявший из наиболее преданных государю гвардейских частей, еще не весь перешел на сторону революции.
Не доехав 200 км до Царского Села, царский поезд был остановлен на станции Дно, и все попытки его пройти окольными путями оказались тщетными.
Кто поймет глубину той трагедии, которую должен был в эту минуту пережить в своей душе считавший себя за час перед тем всемогущим монарх, лишенный теперь возможности прийти на помощь своей находящейся в смертельной опасности семье?!
Потеряв надежду достигнуть Царского Села, государь направился в Псков, где находилась штаб-квартира главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского.
Этот болезненный, слабовольный и всегда мрачно настроенный генерал нарисовал государю самую безотрадную картину положения в столице и выразил опасение за дух войск своего фронта по причине его близости к охваченной революцией столице.
Правда, в дальнейшем оказалось, что чем ближе были войсковые части от революционного центра в столице, тем хуже был их дух и дисциплина. Во всяком случае, 1 марта войска Северо-Западного фронта находились еще не в таком состоянии, чтобы нельзя было бы сформировать из них вполне надежную крупную боевую часть, если и не для завладения столицей, то хотя бы для занятия Царского Села и вывоза царской семьи.
Но у генерала Рузского, как и у большинства высших начальников, опустились руки под влиянием пагубной для России политики престола, и от него нельзя было ожидать энергичных и решительных мероприятий для борьбы с революцией, тем более что вскоре после прибытия государя в Псков было получено требование Временного правительства об его отречении от престола во имя спасения России и безопасности царской семьи.
Нельзя при этом также забывать, что всякое насильственное мероприятие против столицы действительно отразилось бы на положении царской семьи в Царском Селе, тем более что Временное правительство и без того уже не могло справиться с разбушевавшейся чернью. Поэтому государь и сам бы на насильственные меры против столицы не согласился.
Прежде
Отвергнутый страной, покинутый армией, которую он так любил, отчужденный от своей семьи, император Николай II остался один — не на кого ему было больше опереться, не на что больше надеяться. И он во имя блага России отказался от престола.
Ту же горькую чашу испил сто с лишним лет назад Наполеон, когда он, упорно не желая пойти навстречу требованиям страны, жаждавшей мира и конца кровопролитных войн, был покинут своими маршалами и принужден отречься от престола.
Подписав 2 марта акт отречения, государь отправился в Ставку, где должен был ожидать прибытия депутатов Временного правительства, которые будут его сопровождать в заточение в Царское Село к его семье.
Развивавшиеся с невероятной быстротой фатальные события нам в Ставке просто не дали времени прийти в себя: кружилась голова, точно почва уходила из-под ног, будущее мнилось чреватым страшными последствиями и никому не было легко на душе.
3 марта, ранним туманным утром, направляясь в управление генерал-квартирмейстера, я столкнулся в воротах сквера губернаторского дома с каким-то человеком в штатском пальто и нахлобученной на глаза барашковой шапке. Со страхом озираясь кругом, он спросил меня: «Правда меня так не узнают?» То был Воейков, который четыре дня перед тем с высоты своего величия нагло смотрел на ход грозных событий, а теперь, перепуганный, бежал первым, покидая облагодетельствовавшего его государя.
Один за другим покидали Царское Село близкие царской семье и облагодетельствованные ею люди. Мало, очень мало кто остался ей верен, ибо редко кому в этом печальном мире свойственно душевное благородство и неизмерима глубина человеческой низости.
Вечером 7 марта мы получили потрясающий, если в него вдуматься, циркуляр: «Бывший Верховный главнокомандующий простится завтра в 11 часов утра в управлении дежурного генерала с желающими чинами штаба».
Утром в большом зале управления дежурного генерала собрались почти все чины штаба Ставки; мало кто имел низость не прийти. Зал был переполнен, и в середине оставалось лишь небольшое свободное пространство. Стояла мертвая тишина. Все были подавлены величием несчастья, последний акт которого должен был тут свершиться.
Ровно в 11 часов послышались ответы стоявших на лестнице казаков (царского конвоя), с которыми в последний раз здоровался государь. В дверях при входе государя в зал два молодых офицера конвоя упали в обморок.
Государь вошел в свободное пространство зала один; он был страшно бледен и несколько мгновений не мог начать говорить. Наконец, справившись со своим волнением, он тихо, но ясно произнес: «Для блага любимой мною родины я отрекся от престола. Прошу вас служить так же верно России и Временному правительству, как служили при мне… прощайте…» Спазма сдавила горло, и он поднес к нему руку. Со всех сторон раздались рыдания. Государь повернулся, пожал некоторым из ближе стоящих руки и, сокрушенный, с поникшей головой, ушел.