Конец российской монархии
Шрифт:
Легче, конечно, говорить о необходимости мира, чем обеспечить таковой в действительности; да и все упомянутые выше условия были до войны менее отчетливо видны, чем теперь.
Но близорукость никогда не прощается власти. Ведь управлять — значит предвидеть.
Однако, возразят мне, за несколько месяцев до войны в одной из довольно распространенных газет появилась статья, озаглавленная: «Россия хочет мира, но готова к войне!»[78]
Статья эта вызвала большую сенсацию, так как содержание ее очень упорно приписывалось если не перу, то инициативе военного министра и в ней шла речь о быстром росте и достигнутом совершенстве военного могущества
Да, отвечу я, такую статью действительно можно было найти на страницах одной из столичных газет того времени, и сведения, помещенные в ней, с несомненностью свидетельствовали о том, что автор статьи имел в своем распоряжении официальные источники. Но верно в ней только то, что Россия действительно желала длительного мира и очень стремилась к сохранению его. Вывод же о военной готовности был, несомненно, тенденциозен, и цель этой статьи легко обнаружить, если принять во внимание появление ее в день пятилетия пребывания генерала Сухомлинова в должности военного министра. Реклама и легкомысленная бравада были очень свойственны его натуре.
Серьезность выводов статьи подвергалась в то время сомнениям, и более солидная пресса отказалась ее печатать.
Да и как в самом деле можно было говорить о военной готовности страны, не касаясь оценки общего положения в ней! Но даже с точки зрения только вооруженных сил России вывод статьи не гармонировал с фактом внесения в законодательные учреждения в том же году обширной программы в ответ на новые вооружения Германии, программы, требовавшей увеличения русской армии мирного времени на 12 тыс. офицеров и 500 тыс. солдат с отпуском полумиллиарда золотых рублей в качестве единовременного расхода и 140 млн рублей ежегодно[79].
При этом упомянутая программа имела в виду не одно простое увеличение числа войсковых организмов; она должна была покрыть собою ряд очень крупных дефектов существовавшей системы обороны. Ею предусматривалось внутреннее упрочение войсковых частей, существенные усовершенствования в организации и общее усиление артиллерии, расширение некоторых военных заводов и арсеналов, довольно широкое развитие технических и особенно авиационных частей.
Но независимо от осуществления этой программы и наша железнодорожная сеть нуждалась с военной точки зрения в очень крупных усовершенствованиях. Достижение этих усовершенствований было делом также нескольких ближайших лет.
При наличии столь серьезных недочетов имел ли военный министр основание заявлять о готовности подведомственной ему армии к современной войне?..
Ответ мог быть только отрицательным.
Однако статья на тему «Мы готовы», инспирированная русским военным министром, несомненно, могла возбудить в германском общественном мнении известное подурнение и дать даже материал в руки германским шовинистам.
РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА И ВНУТРЕННИЕ НАСТРОЕНИЯ В РОССИИ
Небольшая по сравнению с Россией островная Япония, вступившая в 1904 г. в войну и принужденная вести ее на чужом материке, победила русского голиафа. Война 1904–1905 гг. была крайне непопулярна в России. Она велась из-за интересов, чуждых русскому народу и ему даже неведомых, в условиях чрезвычайно затрудненной связи театра военных действий с материком. Но как же объяснить причины наших неудач, приведших к падению Порт-Артура и завершенных тяжкими ударами: на суше — под Мукденом, на море — близ острова Цусима?! Печальные результаты войны не могли не отозваться весьма болезненно на гордости и самолюбии русского человека. В этой войне с отчетливостью выявилось совершенное бессилие
Начавшиеся еще в период самой войны, но особенно разросшиеся к ее концу народные волнения, не миновавшие и маньчжурских армий, должны были явиться серьезным предостережением русской самодержавной власти и политике ее правительства. В формах, не оставляющих никаких сомнений, выявилась неудовлетворенность многомиллионного русского народа установленным над ним режимом и стремление этого народа принять участие в распоряжении собственной судьбой.
Правительство не учло всей серьезности полученных им предостережений. Недостаточно искренними полууступками и грозными репрессиями болезненные проявления недовольства были загнаны внутрь организма, но этим, конечно, сама болезнь не излечена.
Она дала новую, уже более решительную вспышку через десять с лишним лет, в период новой, еще более несчастной войны.
Таков внутренний смысл событий, имевших место в России в период 1905–1917 гг.
Недовольство самодержавным строем, в сущности, началось еще за много лет до русско-японской войны. Достаточно вспомнить о картечном выстреле по Зимнему дворцу и по процессии, в которой находился царь. Выстрел этот был дан батареей, долженствовавшей выполнить салют во время крестного хода 6 января 1904 г. Оппозиционное настроение лишь выкристаллизовывалось с особою ясностью и охватывало значительно более широкие круги под влиянием неудач вышеназванной войны.
Трудно было в самом деле мириться с положением, при котором население многомиллионной страны держалось в стороне от государственного управления, осуществлявшегося единоличною царской властью через посредство министров, даже не составлявших объединенного правительства, а назначавшихся и увольнявшихся каждый в отдельности волею монарха.
Русская интеллигенция, наблюдая заграничную жизнь и отдавая себе отчет в ее преимуществах, уже давно задалась твердой целью разбить этот архаический порядок, тормозивший развитие государства, и направить дальнейшую жизнь его населения по пути, указывавшемуся опытом западной культуры.
Уже в 1902 г. в Германии, в Штутгарте, стала издаваться газета «Освобождение»[80], посвятившая себя «великому делу борьбы за всестороннее освобождение России от полицейского гнета, за свободу русской личности и русского общества».
Наиболее восприимчивою средою для либеральных веяний того времени явилась среда земских и городских деятелей, передовые слои которых и стали душою задуманного освобождения. В 1904 г. среди них и было положено начало «Союзу освобождения», постепенно разросшемуся в очень широкую, хотя и негласную, организацию.
Встреченное со стороны правительственной власти упорство лишь расширило число оппозиционно настроенных людей. Настроение это вскоре стало как бы признаком принадлежности к независимым кругам русского общества. Оно не прошло мимо русского купечества и промышленников, передовая часть коих также примкнула тесно к освободительному движению. Но и среди служилого сословия либеральные идеи нашли довольно широкое распространение. И даже русское дворянство, составлявшее в России привилегированное сословие и в целом отличавшееся наибольшим консерватизмом, стало признавать неизбежность политических реформ в центре страны; оно стремилось лишь упорно к сохранению своего значения на местах путем удержания в своем владении принадлежавших ему земель.