Конец Рублевки
Шрифт:
Марина сбросила оцепенение:
– Бывает же такое. А я вам договор послала по почте.
– Да, я его подписал и отправил вам. Вы его, наверное, получите, когда я вернусь после выставки в Магадан.
– Понятно.
Снова неловкая пауза.
Сашка усмехнулся: робостью он никогда не отличался, но сейчас почему-то чувствовал некую скованность. Он не хотел, чтобы девушка ушла, и старался срочно придумать интересную тему для разговора. Но чем больше напрягался, тем меньше возникало идей. Когда молчание стало практически комичным,
– Простите, я слегка подтормаживаю. Вы мне понравились, и я как дурак гадаю, чем бы вас удивить, чтобы вы задержались хотя бы ненадолго.
Летова не уловила слов собеседника, ее внимание было приковано к глубокой ямочке на его подбородке. Ямочка была такая сексуальная, что хотелось потрогать ее пальцем, или лизнуть. Марина подняла руку – коснуться его подбородка, но вовремя спохватилась. Что это с ней происходит?
– Вспомнила вашу фотку с белой медведицей и медвежатами. Долго выслеживали?
– Сутки.
– Целые сутки?
– Это не так уж много. Хотя валяться в снегу двадцать часов кряду – своеобразное удовольствие.
Помимо воли в ее голове возникла картина: одинокий фотограф лежит в сугробе, держит закоченевшими пальцами камеру, мысленно подбадривая себя «уже скоро, совсем скоро». Бесстрастное арктическое небо сыплет колючую снежную крошку, ледяной ветер стремится пробраться под куртку и растормошить неподвижного человека. И на многие километры вокруг не видно ничего, кроме белой полярной пустыни.
– Пойдемте в соседний зал, там потише, – предложила девушка.
Они уселись на пухлый кожаный диванчик в дальнем углу. Марина закинула ногу на ногу. Тонкая брючная ткань обтянула круглую коленку.
– Признавайтесь, как вас занесло в столицу.
Из всех видов искусств, искусство красноречия меньше всего вдохновляло Сашку. Обычно он ловко переводил стрелки, вынуждая говорить других. Он посмотрел на спутницу. Ее глаза, светло-коричневые, с абстрактным узором вокруг зрачка, взирали на него со внимательностью педагога, спрашивающего домашнее задание у вызванного к доске ученика. В общем-то, ради такого слушателя можно пойти на жертвы и выступить в роли оратора.
Парень рассказал о том, как его пригласили принять участие в выставке, о том, как он размышлял соглашаться или нет, о том, как комфортно в Магадане и как неуютно в Москве… Летова расстегнула две верхних пуговицы на блузке: помещение плохо кондиционировалось, было душно.
– Значит, вы начали знакомство с Москвой не с самого удачного места. Кроме того, мегаполис часто пугает, в этом ничего странного, – Марина знала на собственном опыте, какое смешанное чувство страха, отвращения и восхищения, накатывает в чужом городе, таком большом и таком равнодушном. – Ощущения не из приятных. Вам необходим дружелюбный гид.
Сашка улыбнулся:
– Сейчас изображу поникшего дальнего родственника и жалобно промямлю: где ж его взять?
– А я как бы невзначай оброню,
– А я постараюсь скрыть бешеную радость, чтобы не спугнуть вас.
– Вы до которого часа намерены тут торчать? – спросила без обиняков. В конце концов, было очевидно, что они симпатизируют друг другу.
– Если я испарюсь, никто не заметит. Основные мероприятия уже прошли.
– Тогда идите к выходу, я подтянусь через пять минут, надо попрощаться с подругой.
Светлана, налакавшаяся шампанского, широко раскрыла глаза. Под бровями остались маленькие черные точки – отпечатки туши для ресниц.
– Он фотограф? Ты уходишь с фотографом?
Марина достала зеркальце и подкрасила губы.
– Извини, не могу идентифицировать значение твоей реакции.
Для лучшей устойчивости поддатая приятельница облокотилась на стену:
– Тут столько богатых мужиков, а ты подцепила фотографа! Так яснее?
– Во-первых, богатые мужики – это твое хобби, а не мое. А во-вторых, я никого не подцепила. Мы просто нашли общий язык. И мне занятно с ним побеседовать.
Светка подтянула сапоги, наклонившись так низко, что если бы сзади вместо стены оказался зритель, он бы рассмотрел белую полоску стрингов.
– Ладно, у каждого свои извращения. Позвоню тебе завтра, поделишься впечатлениями от… беседы, – она хихикнула и икнула.
– Может тебя в такси посадить? Ты пьяна.
– Нет. Я еду в гости к Марику. Мы с ним помирились.
– Ой ли? – со своим кавалером, коего величала преимущественно «тупой жирной свиньей», подруга ссорилась и мирилась семь раз в неделю. Марина не пыталась разобраться в их высоких взаимоотношениях.
…Летние сумерки пахли остывающим асфальтом и грязной водой. Москва-река, заключенная в оковы бетонных стен, обреченно поблескивала отражениями электрических огней. В ее усталом течении мерещилась тайная надежда: а вдруг там, на юго-востоке, искусственные берега уступят место природным? Любой реке приятнее, когда в ее жидкие бока упирается мягкая почва.
За спиной звонко процокали каблучки. Сашка обернулся. Брюнетка поманила рукой и направилась к припаркованному поблизости автомобилю.
Глава 16
Стрелки часов показывали четыре утра. Смотровая площадка Воробьевых гор постепенно пустела. Туристы расходились по отелям, байкеры разъезжались по гаражам. Мужчина и женщина стояли, опершись на перила и прижимаясь плечами. Созерцали искрящуюся панораму ночного города. На фоне темного неба отчетливо выделялись сверкающие силуэты Новодевичьего монастыря, храма Христа спасителя, Шуховской башни, метромоста. Желтая тарелка стадиона Лужники переливалась взлетными огнями и, казалось, вот-вот оторвется от земли, унесется за горизонт со скоростью НЛО, оставив на земле черную зияющую яму. Сумрачное полотно реки изгибалось гигантской муреной, вылезшей из норы, чтобы поохотиться.