Конец сказки
Шрифт:
– Поужинаем вместе? – спросил он.
– Смотря как ты будешь себя вести.
– А как насчет того, чтобы провести ночь вместе?
– Тоже смотря как ты будешь себя вести, – рассмеялась Аннабет.
– Ты опасная женщина, Аннабет Гиббс.
– Энни. Называй меня Энни.
Аннабет откинулась на сиденье. Несмотря на холод и дождь, это был лучший день в ее жизни. Она останется в долине Датчмен навсегда. Полюбит Джозефа и будет любить его всю жизнь. И он тоже полюбит ее. То, что было между ними сегодня, только начало.
Машина остановилась у мельницы.
– О бедный Эмерсон! – воскликнула Аннабет. – Я совсем забыла про него.
Когда Джозеф открыл дверь, пес бросился к печке. Но напрасно. Печь была едва теплая.
– Холодно! – поежилась Аннабет. – Займись-ка печкой, Джозеф. А я переоденусь и приготовлю поесть.
Наверху она с удовольствием надела сухие теплые вещи, думая о том, что дома, в городе, она бы выбрала что-нибудь пикантное по такому случаю.
Раскрыв холодильник, Аннабет задумалась, что бы приготовить на ужин. Джозеф крепко обнял ее сзади и зарылся лицом в ее волосы. Аннабет опустила глаза. Большие сильные руки Джозефа ласкали ее.
– Я думала, ты голоден… – прошептала она. Джозеф еще сильнее сжал ее в объятиях.
– Да, очень, – сказал он и повернул ее к себе. – Покажи мне, где ты спишь. Сейчас.
Они поднялись наверх. Там Аннабет создала себе подобие маленькой спальни. Сверху на перила спускались, как занавес лоскутные одеяла. На полу, возле небольшой кровати-раскладушки, покрытой вязаным покрывалом, лежал мягкий коврик. Вокруг стояли коробки и плетеные корзинки с вещами.
– Вот здесь я обитаю по ночам, – сказала она. – Мне очень многие вещи подарили. Эти одеяла и коврик…
Джозеф молча раздевался, не сводя с Аннабет завороженного взгляда. Аннабет тоже не могла отвести от него глаз. Она уже была близка с ним, ощущала его, касалась, но еще не видела этого сильного мускулистого загорелого тела. Джозеф был просто великолепно сложен. Аннабет почувствовала слабость в ногах и потом нарастающее горячей волной возбуждение. Она бормотала что-то невнятное про подарки, безделушки. Джозеф шагнул к ней и начал медленно раздевать ее. Она послушно подчинялась, но вдруг в какой-то момент, словно из последних сил, крикнула:
– Ну возьми же меня! Скорей. Пожалуйста… В следующую секунду он уже целовал ее. Его губы, его руки были везде сразу. Опустившись на пол, Аннабет изгибалась, всем телом, стремясь к нему. Но Джозеф, стоя над ней на коленях, ласкал ее то нежно, то жадно. Потом он вдруг сел и спокойно обвел взглядом комнату.
– Ну так что? Это твоя спальня? Расскажи-ка еще разок про все эти тряпочки! – он явно дразнил ее.
Аннабет показала ему кулак.
– Я тебе покажу, Джозеф Миллер! Ты еще у меня попросишь пощады. Я буду жестокой, холодной и тогда…
Джозеф не дал ей закончить тираду. Он положил обе руки на плечи Аннабет и потом медленно повел их вниз, по ее подрагивающему телу. Сжимая пальцами ее бедра, он тихо сказал с улыбкой:
– Холодная? Родная, ты такая мягкая, нежная, горячая.
– Да? Ну
В одну секунду Аннабет опрокинула Джозефа навзничь и оказалась сверху. Ее волосы, груди, руки ласкали его тело, губы обжигали поцелуями шею, грудь, живот… Джозеф смотрел, что она делает, и почти не дышал. Это было какое-то дикое, неведомое наслаждение. Не в силах сдержать стон, он протянул руки, чтобы задержать ее там, прочувствовать все до конца. Аннабет неожиданно отстранилась и улеглась рядом.
Едва переводя дыхание, она сказала с усмешкой:
– Ну вот, видишь! Так о чем теперь поговорим?
Аннабет играла с ним, дразнила, заводила его. Когда Джозеф метнулся к ней, она начала смеяться, содрогаясь всем телом, потом стонать, вскрикивать от того, что он делал с ней. Им хотелось, чтобы эта невыносимо сладкая мука длилась вечно или уж кончилась скорей…
Испытав высшее наслаждение, они еще долго не могли и не хотели расцепить объятия. Прижимая к себе ослабевшую Аннабет, Джозеф думал, как она дорога ему сейчас. Она не похожа ни на одну из тех, кого он знал. И такого, как сегодня, у него не было ни с кем. Он подумал со вздохом, что ведь Аннабет в конце концов когда-нибудь уедет. Ее автомобильчик исчезнет, мельница опустеет. Как он будет тогда жить без ее улыбки, ее глаз, без ее любви?
Аннабет прервала его грустные мысли.
– Джозеф! – позвала она, приподнявшись на локте и глядя ему в глаза. – Спасибо!
Он протянул руку к ее щеке, и она поцеловала его ладонь.
– Ты знаешь, когда я думаю о том, что ты живешь один и на несколько миль вокруг нет никого, кто бы мог в случае чего прийти на помощь…
Джозеф не дал ей договорить.
– У меня есть замечательная соседка! – и он улыбнулся.
– Как мне нравится твоя улыбка, – прошептала Аннабет.
И Джозефу было приятно и легко улыбаться. Благодаря Аннабет он снова почувствовал вкус к жизни. Его душа ожила, он теперь снова любил и был желанным и любимым.
Машина Аннабет находилась в ремонте у Тони Уолкера, и в последующие дни Аннабет никуда не ездила. Днем она работала дома, возилась с бесчисленными документами. Ночи она проводила с Джозефом. Они спали вместе на ее довольно узкой кровати, занимались любовью и разговаривали. Вспоминали каждый свое детство, семьи, увлечения. Аннабет поведала Джозефу о своих жизненных неудачах и разочарованиях. А вот Джозеф неохотно возвращался к теме собственных несчастий. Аннабет не настаивала. Понимала, что у него в глубине души все болит при мысли о дочери. Им было хорошо вдвоем. Хорошо, как никогда.
Как-то днем, после обеда, они вышли пройтись к пруду. Было на редкость тепло, солнечно и безветренно. Аннабет смотрела, как колышется и подрагивает длинный стебель.
– Видишь? – спросила она. – Ни одна травинка не дрогнет, кроме этой. Это значит, что на ней танцует фея.
– Я не верю в фей.
– Так я и знала. А в то, что лошади чуют и видят привидения?
Джозеф только усмехнулся.
– А знаешь, если с трех раз ты не можешь разжечь огонь, то тебя околдовали?