Конец странствий
Шрифт:
– Нет... но если мне одолжат, я, может быть, смогу...
– Вы ничего не сможете! Ваше раскаяние сомнительно, сударыня, а коварство – ваша вторая натура. Вернувшись в отель, вы возьмете камень и отнесете его во дворец губернатору, который вернет его вашей жертве. Так будет надежней...
– Но этого не хочу я, – запротестовала Марианна.
– Тем не менее вы возьмете и сохраните его, это приказ. Вы сохраните его... в память о вашей матери, отдавшей жизнь на эшафоте за попытку спасти королеву... Не пытайтесь понять, я вам все объясню позже. Теперь вы
– Я не уйду без моего друга Жоливаля...
Отворившаяся дверь прервала ее речь. Появился Жоливаль, с закрытыми глазами, поддерживаемый тюремщиком, ибо он едва передвигался. Марианна с ужасом увидела, что у него на голове повязка и эта повязка в крови.
– Что с ним? – воскликнула она, бросившись к виконту.
Но когда она подхватила его под другую руку, чтобы помочь дойти до стула, он открыл один глаз и улыбнулся ей.
– Удар по затылку, чтобы заставить меня замолчать... Ничего страшного, но я чувствую себя немного оглушенным. У меня такая мигрень... Если бы вы могли найти стакан коньяка, мое дорогое дитя...
Герцог открыл стенной шкаф, заглянул внутрь, достал оттуда бутылку, затем стакан, который наполовину наполнил.
– Здесь есть только водка, – сказал он. – Может быть, она окажет такой же эффект?
Жоливаль взял стакан и не без удивления посмотрел на того, кто его подал.
– Однако... это дорогой господин Септиманий! Каким счастливым случаем?..
– Жоливаль, – вмешалась Марианна, – этот господин – сам губернатор... герцог де Ришелье.
– Вот как! А я, признаться, и предполагал!
Он залпом выпил содержимое стакана. Затем, испустив вздох удовлетворения, он вернул опорожненный сосуд, тогда как на его осунувшемся лице появилась краска.
– Это не так уж плохо, – сказал он, – должен отметить даже, что это пьется легко, как вода.
Но внезапно в поле его зрения попала графиня, и Марианна увидела, как сузились его глаза.
– Эта женщина! – глухо прорычал он. – Теперь я знаю, кто она! Я вспомнил, где видел ее в последний раз. Господин герцог, раз вы являетесь здесь хозяином, знайте, что эта женщина воровка, чудовище, заклейменное рукой палача. Когда я в последний раз видел ее, она извивалась в руках его подручных, в то время как Сансон прижимал к ее телу раскаленное железо! Это было на ступенях Дворца Правосудия в Париже, в 1786 году, и я могу сказать...
– Замолчите! – резко оборвал его кардинал. – Никто здесь не требует от вас разоблачений! Я Готье де Шазей, кардинал Сан-Лоренцо, крестный отец вашей опекаемой. Богу было угодно, чтобы я оказался тут в нужный момент и расставил все по своим местам. Теперь все выяснилось, и мы больше не желаем слышать об этом... Сударыня, – добавил он, обращаясь к графине, которую появление Жоливаля привело в ужас, – вы можете вернуться к себе. Полковник Иванов ждет вас. В течение часа он получит инструкции, а вам остается упаковать свой багаж... но если вы действительно хотите жить тихо и мирно, постарайтесь не доходить до подобных... ребячеств. Вам выделят средства
– Я обещаю, Ваше Преосвященство... Простите меня!..
Она с робостью приблизилась к нему и, с трудом став на колени, с умоляющим видом склонила голову. Он торопливо осенил крестным знамением ее фиолетовый султан, затем протянул к ее губам руку, где можно было увидеть только гладкое золотое кольцо.
Мадам де Гаше молча встала и, не оборачиваясь, покинула комнату.
– Она даже не извинилась передо мною, – заметила Марианна, провожавшая глазами ее уход. – Я полагаю, что это было бы естественно после того, что я вынесла...
– Бесполезно требовать от нее этого, – ответил кардинал. – Она из тех подлых душ, которые хранят злобу к жертвам их грязных дел с вытекающими из этого последствиями...
Губернатор покинул наконец свое укрытие за столом, откуда он наблюдал за этой сценой, и подошел к Марианне.
– Это я, сударыня, принесу вам извинения. Тем более что вы пострадали от рук моих подчиненных. Что могу я предложить вам в виде компенсации? Когда мы встретились вчера вечером около порта, вы, казалось, желали встречи с губернатором. Значит, вы собираетесь просить его о чем-нибудь?
Прилив радости внезапно заставил порозоветь бледные щеки молодой женщины. Не принесет ли ее мучительное приключение гораздо быстрей и проще освобождение Язона и его корабля? В этом не было ничего невозможного, раз губернатор сам заговорил о компенсации.
– Господин герцог, – сказала она тихо, – я немного стесняюсь просить вас об одолжении, ибо помню, что обязана жизнью милейшему господину Септиманию... Но вы сказали правду: я предприняла вояж из Константинополя, чтобы добиться от вас одной милости. Я боюсь только, чтобы это не внушило вам некоторое недоверие...
Ришелье рассмеялся так тепло и сердечно, что тягостная атмосфера, вызванная разоблачением графини де Гаше, рассеялась.
– Признаюсь в этом, однако ручательство кардинала из тех, что надо соглашаться, не возражая. Что касается имени Септиманий, то это одна из многочисленных смешных кличек, которыми обмениваются дети в некоторых семьях. Мне нравится ее употреблять. Но прошу вас, говорите...
– Хорошо. Американский бриг «Волшебница моря» был захвачен русским флотом в минувшем марте, насколько мне известно, и приведен в этот порт. Я хотела бы узнать, какова судьба его и его экипажа, и, если возможно, добиться их освобождения. Капитан Бофор один из моих лучших друзей...
– Я в этом ничуть не сомневаюсь... Вы, сударыня, подвергли себя большому риску, отправившись на поиски в эту страну... Повезло же этому Бофору!
Его взгляд, наполнившийся внезапной грустью, задержался на этой обаятельной женщине, такой юной, такой трогательной в слишком большом для нее плаще, скрывавшем фигуру, чье совершенство легко угадывалось. Ее бледное лицо носило следы усталости и страдания, но большие глаза яркой зелени сверкали, как изумрудные звезды, когда она произнесла имя американца. Теперь она сложила руки в красивом молитвенном жесте.