Конец света отменяется
Шрифт:
Мини-вэн въехал в центр Бердянска. Кисонька одобрительно поглядела на мелькнувший за окном отель – красный кирпич, много стекла, террасы, наверняка и бассейн есть. Раскрылся широкий пешеходный проспект, обрамленный нарядными и веселыми старинными домами, а позади него в солнечных лучах сверкало море. Настроение стремительно рвануло вверх. Автомобиль вкатил в курортную зону. Между глиняными одноэтажными развалюхами и добротными, но уродливыми белокирпичными домами советских времен вклинились современные виллы и пансионаты. Одно– и двухэтажные, попроще и повычурней, с витыми балкончиками, заросшими виноградом, черепичными крышами, коваными
Их машина неуклюже перевалила железнодорожные пути и устремилась вперед – снова замелькали хрущевки и скучные пятиэтажки, потом исчезли и они. Наконец впереди воздвиглось довольно высокое, этажей на девять, здание из кирпича и бетона. Здание громоздилось как… немытый хмурый слон: насупилось на приезжих облезлыми балконами и мрачно поглядывало пустыми, темными окнами. Но не сдавалось: ни перед воротами, ни на самом здании уже ставшей привычной таблички не было. Вместо этого на железном щите у ворот было от руки мелом написано: «Пансионат не работает». Радостное, до щенячьего визга настроение еще немножко подрыгало ножками… и снова поползло вниз.
– Ворота самые простые – это не к добру, – шепнула Кисонька, глядя, как раскрываются перед ними выкрашенные в уныло-зеленый цвет створки. Из караулки высунулся потрепанный мужичок – черты его лица терялись в сиянии красного, как помидор, носа! Выходить он не стал, только поводил своим выдающимся носом, точно принюхался, и по каким-то ведомым лишь ему признакам решил, что мини-вэну тут быть можно.
Кисонька выбралась из кресла – за четыре с половиной часа пути оно так прилипло к спине и ниже, что уже воспринималось как часть организма. Очень болезненная часть. Могли бы доехать и быстрее, если бы Надежда Петровна не бдила над спидометром. Чемоданы уже стояли у входа в пансионат под охраной Евлампия Харлампиевича. Мурка с Севой волокли свои рюкзаки, Вадька – ноутбук. Осталось только подхватить сумку с едой.
– Через неделю на этом самом месте! – весело крикнул Володя, и автомобиль начал сдавать назад, выкатываясь за ворота. Оставшаяся на ступеньках у входа компания неуверенно переглянулась.
– Ну что засмущались – пошли, – скомандовала Надежда Петровна, хватаясь за ручку багажа. Катька с Вадькой навалились с двух сторон, и чемодан решительно вдвинулся в холл, прокладывая дорогу остальным.
– Чтоб ноги вашей не было в моем пансионате! Убирайтесь отсюда вон, вон!
Крик обрушился как тяжеленная бронзовая люстра на голову. Ребята замерли на пороге – переход с яркого солнца в полутемный холл на миг ослепил всех, заставляя по-совиному хлопать веками, разгоняя плывущие перед глазами разноцветные пятна.
– Ничего не получите – ни комнаты, ни кровати, даже стула не дам! – Новый крик всколыхнул полумрак.
Первой сквозь цветные пятна перед глазами проступила женщина – наверное, потому, что она была такая же немолодая,
– Но с вами же разговаривали, – пролепетала Надежда Петровна, уже жалея, что вот так сразу отпустила Володю.
– С вами невозможно разговаривать! – перебили ее, и ребята увидели, что спиной к ним стоит высокий мужчина в темной футболке и джинсах. – Анна Степановна, возьмите себя в руки! Вы, вот лично вы, этот вопрос не решаете! Вы всего лишь директор!
– Всего лишь? – Глаза женщины засверкали, будто в каждом зрачке включилась вольтовая дуга. – Я здесь с советских времен директор! Я еще по профсоюзной линии начинала! У нас ежегодно по пять тысяч человек оздоравливалось! В 1988 году Всесоюзный слет работников молочной промышленности проходил! Сам министр приезжал! Процедуры делали – электрофорез, орошение и массаж! Три стола в столовой было!
– Всего три стола на пять тысяч человек? – шепнул Сева. – Понятно теперь, почему в советские времена всюду были очереди!
– Она имеет в виду разные меню, – также шепотом пояснила Вадькина мама.
– Мясо-молочный стол, детское меню и диетическое! И кефир с печеньем перед сном! И бадминтон напрокат! И шезлонги! Немецкие! И все довольны были! А вы… И такие, как вы! – Директорша с тяжелой ненавистью уставилась на мужчину. – И эти владельцы ваши… – ярость в ее глазах вдруг погасла, сменившись беспредельной, усталой тоской. – Загубили пансионат. И жизнь мою загубили.
– Анна Степановна, они не мои владельцы, они ваши владельцы, – изо всех сил сдерживая злость, процедил мужчина. – Решать вопрос о покупке я буду с ними! И передайте, что нынешняя цена меня не устраивает. Пусть посмотрят, в каком состоянии здание, – и вернутся наконец в реальность! Всего доброго! – Он резко кивнул и направился к выходу.
– Мой пансионат в прекрасном состоянии! – заорала в удаляющуюся спину Анна Степановна. – Всегда все довольны были! Пока такие, как вы, не понаехали! Только не обломится вам ничего, ясно? И всякие-прочие покупатели… – она выплюнула последнее слово, как грязнейшее из ругательств. – Мне тут не нужны – только и знают, что на море задарма ездить!
Замершие у дверей ребята переглянулись – возникло неприятное ощущение, что она говорит как раз про них. Точнее, орет!
– Я сама найду деньги, слышите?! Инвесторов найду, которые оценят! Тут снова будет пансионат! Такой же, как был!
Мужчина обернулся через плечо и тихо сказал:
– Если как был, достаточно подождать пару лет – и вы снова будете его продавать. – Входная дверь распахнулась, блеснув отраженным в стекле солнцем, незнакомец сбежал по ступенькам и скрылся из виду.
Директорша осталась стоять в полутемном холле, ее большие руки опустились, широкие, полные плечи сгорбились, стриженая голова поникла, а в глазах стояли и злость, и настоящее горе. Надежда Петровна шумно вздохнула. Вадька и Катька одновременно взяли маму за руки – еще совсем недавно закрывали поликлинику, где мама проработала всю жизнь. Сказали: нет на вас денег у государства, ищите другую работу, а пациенты пусть ищут других врачей! Хорошо, тогда все обошлось: отец Мурки и Кисоньки как раз «оживил» давно закрытый завод, которому понадобилась поликлиника для рабочих. А если б не обошлось?