Конец света в восемь часов (Американская сказка)
Шрифт:
– Вижу, - ответил Роутон, - но у меня нет револьвера.
– Кто вы? Что вам надо?
– Я хотел с вами побеседовать.
– Отойдите.
– А не все ли равно, где встречать конец света? Почему бы нам не поговорить?
– Вы что, ошалели? Через две минуты произойдет нечто ужасное, нечто страшное - катаклизм, которого не знали ни звезды, ни люди.
– Хорошо, - сказал репортер, - с человечеством в порядке, но что вам надо от котенка?
– Что? Как?
– Чем провинился перед вами котенок, что вы и его хотите убить?
– Я... котенка?
–
– Ведь приканчивая Вселенную, вы и котенка тоже погубите.
– Вон!
– закричал профессор, и рука, держащая пробирку, задрожала.
– Идите прочь! Через полторы минуты... через полторы минуты... Он тяжело дышал, блестящими глазами вглядываясь в часы. Большие капли пота выступили у него на лбу и стекали по лицу.
– Может быть, вы успокоитесь?
– мягко сказал репортер. Подумайте. Сколько прекрасных вещей есть в мире: птицы, горы, женщины, дети - большинство из них даже не знают, что должны умереть. Ведь это очень скверно: из личных побуждений, из гордости устроить конец света.
– Да вам-то что известно?!
– буркнул профессор. Секундная стрелка обегала диск. Еще минута и двадцать секунд!
– Не столько, сколько вам, но все-таки кое-что мне известно. Подумайте о звездах. Тысячи людей смотрят на них каждую ночь. Мужчины, плывущие на океанских кораблях, эскимосы в полярных льдах... Негры... Почему вы хотите все это у них отнять? Отнять можно только то, что даешь, да и это нехорошо.
– Идите вы со своими проповедями, - выдохнул профессор, - а то... а то...
– Что - "а то"? Ведь вы и так собираетесь сделать черт знает что, так что уж хуже не будет. Вы серьезно собираетесь сунуть пробирку в пламя? Но, собственно, зачем? Ведь вы даже удовлетворения не почувствуете. Гунора вы не убедите - в лучшем случае превратите его в кучку пыли.
– Прочь!-рявкнул Фаррагус. Оставалось еще пятьдесят секунд.
– Успокойтесь. Я должен сказать вам кое-что весьма неприятное. Профессор зловеще рассмеялся - если этот сдавленный, похожий на кашель звук можно было назвать смехом.
– Любопытно, что такое, по-вашему, неприятность для меня, - сказал он.
– Но говорите быстрее, осталось еще сорок секунд.
– Не надо так спешить. У нас есть время. Так вот... только вы действительно приготовьтесь к скверному известию.
– Идиотизм. Вы меня на пушку не возьмете, - проворчал Фаррагус.
– А я и не пытаюсь. Я - Роутон из "Ивнинг стар", тот, что написал статью - помните?
– Ну и что? Только поэтому вы хотите, чтобы я не сунул пробирку в огонь?
– Ну... нет, но знаете, этот порошок в вашей пробирке... не совсем генетон. Профессор резко поднес трубку к глазам.
– Лжете! Что значит "не совсем"?
– Ну, это я, чтобы вы не волновались... говорят, у вас сердце больное... я, видите ли, забрал ваш порошок.
– А это что? Уж не сахар ли?
– ехидно спросил Фаррагус.
– Ну, довольно. У вас осталось ровно столько времени, чтобы быстренько помолиться, если вы верующий. Мне это ни к чему.
Стрелка подходила к черте. Оставалось еще десять секунд.
– Нет, это не сахар, это соль, -
– Будьте осторожнее, когда станете совать пробирку в пламя, потому что соль стреляет, еще обожжетесь... Фаррагус рыкнул и сунул стекло в огонь.
– Только спокойно... спокойно...
– говорил репортер, словно ребенку.
– Все будет хорошо... вот увидите. Пламя охватило стекло, порошок действительно только потрескивал в пробирке. И все.
– Не взрывается...
– простонал профессор.
– Подлец, что вы наделали?!
– Я же вам говорил. Пробирочку заменил.
– Так это правда? Когда?
– Минуту назад, когда вы отвернулись. Это я бросил камушек. Да вы не волнуйтесь. Генетон - наверняка прекрасное изобретение, только лучше уж его не испытывать.
– Действительно, не взрывается...
– профессор еще глубже засунул пробирку в огонь.
– Я еще никогда не видел, чтобы соль взрывалась, к тому же такая чистая... Вам плохо?
– сказал репортер. Он молниеносно пролез под вагоном на другую сторону пути, изо всей силы толкнул дверь и вскочил внутрь. Фаррагус издал глухой крик, закачался и упал. Его рука инстинктивно потянулась к карману. Репортер поддержал его, всунул руку в карман профессора и, найдя там флакончик с лекарством, силой влил лежащему без сознания Фаррагусу в рот несколько капель. Вскоре профессор начал дышать спокойнее. Когда он открыл глаза, то увидел, что сорочка у него расстегнута, а под голову засунуто что-то мягкое - пиджак Роутона. Что-то теплое согревало ему сердце. Профессор протер глаза - кот. Это было дело рук Роутона.
– Страшно нервные вы, ученые, - сказал Роутон.
– Ну, уже лучше, да? Пойдем баиньки! А может быть, вы скажете что-нибудь интересное нашим читателям? Я сейчас бегу к телефону. Будет чрезвычайный выпуск. Впрочем, это не обязательно, пусть это вас не волнует, уж я что-нибудь придумаю за вас.
– Обокрал меня, обокрал меня...
– шептал профессор, не имея сил, чтобы подняться.
– Уйдите... уйдите... что за муки! Он прикрыл глаза и лежал словно мертвый. Слезинка выкатилась у него из уголка глаза и сбежала на грязный пол.
– Да, обокрал, - деловито произнес репортер, - но мне сдается, я поступил правильно. Впрочем, с этим вы и сами позже согласитесь. Он встал.
– А теперь потихоньку пойдем к ближайшей стоянке такси, - сказал он, - а кота я советую вам прихватить с собой. Все-таки близкая душа. Я сам охотно взял бы его, но у меня такая злющая хозяйка. Она может его обидеть.
– Куда вы дели мой генетон? Что вы с ним сделали?
– шептал профессор, пока репортер помогал ему встать.
– Порошок-то? Никуда пока еще не дел. Тут он - в карманчике для часов. Я, наверное, получил бы за него и миллион, да это не мое. Я отдам его вам, но, разумеется, только тогда, когда вы дадите мне честное слово - а? В связи с этим концом света у меня были некоторые расходы: танк влетел мне в шесть долларов, счетчик Гейгера почти в тридцать, мороженое, такси - да и радиоактивная паста тоже на улице не валяется, - но это уж мое дело. Вы мне дадите только слово. Вы это сделаете - правда? Вашего слова мне достаточно.