Конец вечной мерзлоты
Шрифт:
— Тихо! — тут же отозвался эхом Струков. — Молчать!
Приговоренных, оглушенных только что услышанным и еще не до конца осознавших случившееся, провели к выходу. Они шли опустив головы, исподлобья глядя на остававшихся на свободе.
Когда Милюнэ рассказала о приговоре и заплакала, Тренев утешил ее:
— Помилует Громов их. Не за что так жестоко карать…
— Так ведь сказал судья — по закону. И никакой жалобы… — объяснила Милюнэ.
В эти осенние дни Ново-Мариинск словно вымер. На мокром ветру болтались на вешалах
Булатов торопился: он арендовал старый покосившийся домик над самым Анадырским лиманом возле складов Бессекерского. Домик был хлипкий и требовал серьезного ремонта.
Волтер съездил за белой глиной, приготовил раствор. Иногда прибегала Милюнэ и смотрела, как тангитаны набивали дранки на стены домика. Пришел Ваня Куркутский и сказал:
— Оннак как глина доспеет, так и отвалится в пургу. Вы лучше изнутри гуще помажьте глиной, а снаружи обложите дерном — вернее будет.
После долгих споров согласились с бывалым человеком.
Самым веселым и ловким оказался кладовщик Сергей Безруков. Все у него спорилось, горело в руках. Милюнэ уловила, что и Дмитрий Мартынович, и Михаил Куркутский, и Аренс Волтер с каким-то особым уважением относятся к Сергею Евстафьевичу, и сказала об этом Булатову.
В тот же вечер Булатов с тревогой рассказал всем о разговоре с Милюнэ.
— Это ты верно подметил… С конспирацией у нас дело неважно. Уж очень бросается в глаза, что мы часто собираемся. Придумать надо какой-то интерес. А то и старший Куркутский стал пытать своего брата: что вы там, мольч, по вечерам поделываете? В карты не играете, водки не пьете…
— В том и беда, что всем другим, кроме водки и карт, заниматься подозрительно, — заметил Дмитрий Мартынович.
— А начинать главное дело рано? — спросил Булатов.
— Рано, — ответил после некоторого раздумья Сергей Евстафьевич. — У нас, по существу, только две боевые группы. В угольных копях еще никого нет… И известий пока нет. Свадьбу когда сыграем?
— Милюнэ все торопит, а я думаю повременить. Хочу уже при новой жизни красное венчание устроить.
— С красным попом? — улыбаясь, спросил Дмитрий Мартынович.
— Может, с красным попом, — без улыбки ответил Булатов. — Но уж чтобы был настоящий революционный брак. А пока так поживем.
— Хорошо, если бы она пока не увольнялась от Треневых, — сказал Безруков. — Очень важный источник информации. Открывать ей, конечно, все не надо, но намекнуть или даже попросить ничего не рассказывать о нас… Можно ей верить?
— Классовое чутье у нее есть, — ответил Булатов. — Мы как-то толковали с ней, так она сама дошла до идеи вооруженного восстания.
— Что ты говоришь? — с деланным изумлением произнес Хваан.
— Правда! — настаивал Булатов. —
Безруков с улыбкой смотрел на Булатова. Как переменила парня любовь! В первом же откровенном разговоре признался, что еще во время службы в царской армии сочувствовал большевикам.
Булатова решено было пристроить на радиостанцию, благо парень разбирался в технике. Однако туда было не так просто попасть, и вначале с помощью Дмитрия Мартыновича Хваана Александр Булатов устроился в охрану станции.
Когда Милюнэ заявила хозяевам, что уходит жить в другой дом, Агриппина Зиновьевна растерянно произнесла:
— Ну вот и дождались… Замуж, что ли, выходишь?
— Еще нет, — простодушно ответила Милюнэ.
— Куда же ты уходишь? — поинтересовался Иван Архипович.
— К Саше Булатову.
— Ну, Машенька, — разочарованно протянула Агриппина Зиновьевна, — лучше не могла найти? Он же нищ и гол как сокол! Ванечка, надо что-то предпринять. Говорила я тебе — мужа ей надо. И вот дождались — сама нашла! Да скажи ей что-нибудь. — Агриппина Зиновьевна повернулась к мужу. — Или вызови этого Булатова, поговори с ним.
— А если у них и вправду любовь? — спросил Иван Архипович.
— Любовь! — с презрением произнесла Агриппина Зиновьевна. И Милюнэ удивилась, как она произнесла это слово. — Знаем мы эту любовь! Лишь бы помять девку, испортить ее!
Она говорила зло, и Милюнэ чувствовала, что эта злость направлена против Саши Булатова.
— Он не испортил! — гневно ответила она. — Он очень хороший, лучший на свете человек. Не надо о нем так говорить!
— Совсем закружил девке голову, — устало произнесла Агриппина Зиновьевна. — Ну, а на что будете жить-то?
— Если хотите, я буду продолжать вам служить, — сказала Милюнэ.
— Ну что же, — после некоторого раздумья произнесла Агриппина Зиновьевна. — Мы к тебе привыкли, ты нам как родная стала. Так и быть, приходи…
Милюнэ собрала в узелок нехитрые свои пожитки.
— А свадьба когда? — спросил Тренев.
— Свадьба будет весной, — ответила Милюнэ.
— Нет, так дело не пойдет! — Агриппина Зиновьевна отобрала узелок у Милюнэ. — Если уж парень тебя берет замуж, то пусть все делает по-честному, благородно.
Иван Архипович тоже принялся уговаривать:
— Машенька, мы отвечаем за твое будущее. А вдруг твой Булатов весной возьмет да и уедет? Оставит тебя одну.
Милюнэ не совсем понимала, о чем идет речь, но догадывалась — хозяева принимали Булатова за обычного тангитана, который берет местную женщину только на время своего пребывания на Чукотке. Ну и что же? Если даже это будет так — пусть! Значит, так надо Саше.
Поздно вечером того же дня она тайком выскользнула из домика Треневых и пришла к Булатову.