Конец восьмидесятых, или «Сыновья мои Каины»
Шрифт:
Александр (кланяется). Ну спасибо тебе, сынок. Поставил на место. Благодарствую. Вот, Сонечка, третируют с обеих сторон. Удивительно. При всем различии жизненного содержания и общественного пафоса – одинаковая степень агрессивности. Что у деда, что у внука. Нет, без ста граммов алкоголя я этого не перенесу.
Уходит.
Боголюбов. Назад! Стой! Не пущу! От ответственности! Твой сын! Твой. Сам растил. Сам и разбирайся теперь.
Александр (возвращается,
Боголюбов (Александру). Шут ты! Шут ты гороховый, наказание мое, позор! Вот вы у меня уже где все сидите! Вот!
Александр (устало). Что с ним разбираться? Взрослый человек. Самостоятельный. Совершеннолетний. Вменяемый. Мужчина. Пусть суд разберется, ежели что…
Боголюбов. В этом можешь не сомневаться!
Пауза.
Рассказываю! Банда подонков, или, как они по-заморскому называют себя, панков, решила позаимствовать у прохожего курточку. А что? Весна нынче запоздалая, холодно. Глядели-глядели, приглядели. Девочки враз дяденьку в оборот – то да се; тот, болван, уши развесил, ну завели его они куда потемнее. Тут наши молодцы как выскочат: отдай, дядя, куртку! Дядя не захотел… Дальше рассказывать, или сам? (Его душит негодование.) Сволочи вы! Подонки! Ему же сорока еще не было! Двое детей, жена! (Закричал.) Кто у мертвого палец рубил с кольцом?
Пауза.
Всем, показывая на Федора.
Он!
Марина. Это не он!
Боголюбов. Ты?
Марина. Да вы что?! Мы вообще здесь ни при чем! Мы просто возле метро стояли…
Боголюбов. Ты не просто стояла! Не просто! Ты смотрела, как трое здоровенных парней ногами избивают лежащего. По голове. В пах. По печени. Смотрела… Дрянь! Нравилось, да? Кайф ловила? (Перевел дыхание.) Вот что. Убирайся-ка ты отсюда немедленно. Подписку дала о невыезде – и катись отсюда к… матери! Если она еще от тебя не отказалась!
Марина (с усмешкой). А если отказалась?
Боголюбов. И правильно сделала!
Марина. А если она еще при рождении отказалась?
Боголюбов (не сдаваясь). Знала, что дрянь такая получится!
Марина. Ух, Федька, дед у тебя! Аж жуть берет!
Боголюбов. Прикуси свой поганый язык, больно разговорилась!
Марина. Наверстываю упущенное. Я до трех лет вообще говорить не могла. А в пять –
Боголюбов. Меня не интересует твоя биография!
Марина. А меня – ваши эмоции!
Боголюбов. Слушай, ты кто такая? Тунеядка?
Марина. Студентка.
Боголюбов (ехидно). Какого же ПТУ?
Пауза.
Марина (в слезах). Сволочи! Какие же вы сволочи! Что же вы, сволочи, нарожали нас в свою сволочную жизнь… и еще нас же теперь… Ненавижу! Вот так… Взяла бы вас всех и убила! Бомбу атомную на вас не пожалела б!
Боголюбов. А хочешь, я скажу тебе, почему ты такая смелая? Потому что знаешь – тебе больше двух лет не дадут.
Марина. Мне и двух не дадут.
Боголюбов. Так вот, я тебе обещаю: в лепешку расшибусь, а заставлю тебе на полную катушку намотать! Не будь я Дмитрий Боголюбов!
Марина. Вот ты мне что намотаешь, понятно?
Показывает кукиш.
Боголюбов. Ах ты, гадина! (Расстегивает ремень.) Изувечу!
Бросается к Марине. Неожиданно дорогу ему загораживает Федор. В руках у него пистолет. Пораженный Боголюбов замер.
Долгая пауза.
Федор (улыбнувшись). Шутка.
Прячет пистолет в карман.
Александр (подошел к сыну). Покажи.
Повертел пистолет в руках, потом радостно воскликнул.
Игрушечный! Папашка, вот это фирма! (Федору, возвращая пистолет.) Держи. Где взял?
Федор. Подарить?
Александр. Зачем? Папашку пугать? Он и так на всю жизнь напуганный.
Боголюбов (дрожащим от возмущения голосом). Семьдесят лет! Семьдесят лет светлое будущее для них строили! Светлое!
Александр (с пафосом). Темными душами, грязными руками!
Боголюбов (взрываясь). Не порочь! Все страницы истории! Не сметь!
Александр (в тон ему). Не пущать! Запрещать! Упечь! (Засмеялся.) Эх ты, папашка, папашка, кончилось ваше время!
Боголюбов. Ты, Саша… знаешь ты кто?
Александр (весело). Алкоголик.
Боголюбов. Нет, ты, Саша, не алкоголик. Ты хуже. Ты, Саша, враг советской власти!
Александр (смеясь). Все слышали? Грубый политический донос.