Конец времен
Шрифт:
Мама склоняет голову:
– Благодарю за твою жертву. И за то, что вызвалась добровольно.
– На что вызвалась? – во мне нарастает тревога.
– Не волнуйся, Пенрин, - отмахивается от меня мать. – Я позабочусь об этом.
– О чем позаботишься? – Мне непривычно видеть ее, взаимодействующей с другими людьми, и уж тем более так, как это происходит сейчас. – О чем, позаботишься, мама?
Она поворачивается ко мне с таким раздражением, будто ей за меня стыдно.
– Объясню тебе позже, когда
Я часто-часто моргаю, уставившись на нее. Вот это номер.
– Когда подрасту? Серьезно?!
– Пенрин, я тебя знаю. Ты не захочешь на это смотреть.
– Она взмахивает руками: кыш-кыш.
Я отступаю на пару шагов, в тень, где стоит Раффи, но глаз не отвожу. Мама жестом велит отойти еще дальше, и мы делаем вид, что уходим. Я жду, притаившись за деревом, когда она отвернется, а Раффи вообще не заморачивается с прикрытием.
Женщина из культа падает на колени и покорно опускает голову перед Пейдж. С одной стороны мне хочется уйти, не узнав, чем кончится дело; с другой – встать между ними и помешать происходящему.
Безусловное одобрение со стороны мамы – веская причина остаться и все тут проконтролировать. Они что, пытаются завлечь Пейдж в культ? Тогда мне не зазорно за ними шпионить. Обычно я та, кто кричит, что приватность и личная жизнь превыше всего, но в данной ситуации мне нужно убедиться, что ничего, эм… безумного здесь не случится.
– Я пришла услужить тебе, Мессия, - говорит женщина.
– Все хорошо, - обращается мама к Пейдж.
– Она сама вызвалась. У нас теперь целая очередь добровольцев из культа. Они знают, насколько важны для тебя. И готовы принести жертву.
Жертву? Чего-чего?
Я бросаюсь к ним.
Пейдж сидит на поваленном дереве, глядя на женщину, стоящую перед ней на коленях. Та ослабила узел на своей простыне и склонила голову набок, ее шея обнажена и уязвима.
Я застываю, понимая, в чем дело.
– Что ты творишь?
– Пенрин, не лезь, - говорит мама. – Это частное мероприятие.
– Ты привела ее в качестве мяса?
– На этот раз все по-другому, - оправдывается мать. – Она вызвалась. Для нее это почетно.
Женщина поднимает на меня глаза, не меняя своей неудобной позы.
– Это правда. Я избрана. Вскормить Мессию, что воскрешала мертвых и поведет нас в рай – огромная честь.
– Да кому теперь хочется в рай? Там же ангелы сплошь и рядом.
– Я гляжу на нее, пытаясь понять, шутит она или нет. – Вы реально вызвались на съеденье?
– Моя плоть насытит Мессию, а дух возродится.
– Вы издеваетесь, что ли? – Я смотрю то на мать, которая кивает с самым серьезным видом, то на женщину, которую будто бы одурманили. – Откуда взялась эта чушь про Мессию? Сопротивленцы хотели ее пытать, а затем четвертовать.
– Доктор из Алькатраса поведал Овадии Уэсту и членам Совета о том, что она –
– Пейдж – маленькая девочка. – Я бы хотела добавить «обыкновенная», но, увы, это не так.
– Пожалуйста, не останавливай меня.
– В глазах женщины застыла мольба. – Прошу, не мешай. Кто-то другой займет мое место, и если меня отвергнут – это позор навеки. – Ее глаза наполняются слезами. – Умоляю, позволь мне стать значимой в этом мире. О большем я и мечтать не смею! Величайшая жертва, величайшая честь…
У меня отвисает челюсть. Чем на такое ответить?
Зато моей сестре слово «нет» дается легко. Она сидит в позе лотоса, словно монах, и застенчиво качает головой. Мы с трех лет зовем ее маленьким Буддой – с тех пор, как она решила исповедовать вегетарианство.
По щекам женщины струятся слезы.
– Я понимаю. У вас на меня иные планы, – говорит она с таким видом, словно ее признали браковкой. Она медленно поднимается с колен и затягивает узел на плече, бросая взгляды в мою сторону.
Затем кланяется и пятится назад, не смея повернуться к Пейдж спиной.
Мама раздраженно вздыхает:
– Ты же знаешь, что это ничего не меняет. Мне просто придется вернуться, чтобы найти кого-то еще.
– Мама, нет!
– Они сами того хотят. Для них это честь. Кроме того, - она разворачивается, готовая следовать за женщиной, - они приходят с простынями – так за ними проще убрать.
ГЛАВА 23
– Знаешь, где та церковь с витражами? – спрашивает Раффи.
– Что? – Я все еще думаю о культе и всей этой мистификации в отношении Пейдж.
– Церковь! – повторяет Раффи. Он, кажется, готов щелкнуть пальцами или помахать рукой перед моими глазами. – С витражами!
– В центре есть пара таких церквушек. Можем пойти к ним прямо отсюда. В чем дело?
– Кто-то ищет со мной встречи.
– Это я поняла. Кто и зачем?
– Самому интересно.
– Напускная непроницаемость на лице Раффи, равно как и его тон, говорят о наличии предположений.
– Это ангел, осведомленный о дислокации лагеря Сопротивления?
– Маловероятно. Просто кто-то, кто мог передать сообщение через людей. Для этого не обязательно знать местоположение лагеря. А в церковь его послал кто-то подобный ей, - он кивает в сторону удаляющейся сектантки.
Как по мне, лучше Раффи явится к этой загадочной персоне сам, чем она возьмется его искать и случайно наткнется на лагерь.
Я вскользь поглядываю на Пейдж, она напевает мамину песенку-извинение своей саранче, примостившейся на ветвях над ее головой. Я направляюсь к сестре.