Конец всех песен

Муркок Майкл Джон

В качестве своего основного цвета она выбрала красный. Ее малиновые глаза сияли материнской радостью по поводу возвращения ее сына. Колечки красных волос обрамляли ее лицо, макового цвета плоть, казалось, вибрировала от удовольствия. Когда она двигалась, ее пластиковая накидка цвета пурпура немного потрескивала.

– Вы знаете, мы должны устроить праздник. Этакую вечеринку, чтобы услышать новости Монгрова. Он согласился придти. И Герцог Королев, Епископ Касл, миледи Шарлотина - мы все будем там, чтобы рассказать свои истории. А теперь ты и миссис

Ундервуд? Где вы были бродяги? Где вы прятались здесь или искали приключений через всю историю?

Миссис Ундервуд сказала:

– у нас были утомительные переживания, миссис Корнелиан, и я думаю...

– утомительно? Миссис Что? Утомительное? Я не вполне понимаю значения этого слова. Но миссис Корнелиан - это великолепно. Я никогда не думала... да, великолепно. Я должна сказать Герцогу Королев, - она направилась к двери, - Не буду прерывать вас дальше. Темой праздника будет, конечно, 1896 год, жест в сторону миссис Ундервуд.
– И я знаю, что вы оба превзойдете себя! Прощайте!

Миссис Ундервуд с мольбой обратилась к Джереку:

– Мы не пойдем?

– Мы должны!

– От нас ждут этого?

Он познал тайную радость от собственного хитроумия.

– О, действительно, ждут, - сказал он.

– Тогда, конечно, я пойду с вами.

Он оглядел ее накрахмаленное белое платье, заколотые каштановые волосы.

– И самое замечательное, - сказал он, - если вы пойдете как есть, чистота вашего облика затмит всех остальных.

Она отломила веточку от сахарного кустика.

9. ПРОШЛОМУ ОТДАНО ПРЕДПОЧТЕНИЕ, БУДУЩЕЕ ПОДТВЕРЖДЕНО

Сперва нефритовый аэрокар низко летел над широкой зеленой равниной, затем появились просеки, размещенные, чтобы их входы образовывали полукруг, каждая просека вела к центру. Аэрокар выбрал одну из них. Кипарисы, пальмы, клены, сосны, деревья необычной формы мелькали по обеим сторонам - их разнообразие говорило о том, что Герцог Королев не потерял своего вульгарного вкуса (сделал ли теперь он по другому, подумал Джерек). Впереди появилось сооружение, но прежде они услышали музыку, а потом уже смогли различить детали.

– Вальс?
– закричала миссис Ундервуд (она отвергла голубое платье ради красивого голубого шелка, белых кружев пары оборочек вокруг бюста и шляпы диаметром в два фута по кромкам полей, на руках кружевные перчатки, а в них - бело-голубой солнечный зонтик).
– Это Штраус, мистер Корнелиан.

В твидовом костюме, который она помогла ему соорудить, Джерек сидел откинувшись, на сидении с лицом, наполовину затененным кепи. Одной рукой он перебирал цепочку часов, другой поддерживал пеньковую трубку, которую она сочла подходящей для него. ("Более мужественный, более зрелый вид", пробормотала она с удовольствием после того, как башмаки оказались на его ногах и был подыскан жилет.
– "Вашей фигуре позавидовали бы всюду". И тут она немного смутилась.) Он покачал головой.

– Я никогда не был знаком с ранним примитивизмом. Лорд Джеггет оценил бы. Надеюсь, он там.

– Он

был довольно ворчлив при нашем отъезде, - сказала она. Возможно он жалеет об этом сейчас, как никогда. Я помню как однажды, брат девушки, которую я знала по школе, составил нам компанию все каникулы... Я думала, что не понравлюсь ему. Он казался недовольным. Под конец он отвез меня на станцию, был молчалив, даже мрачен. Я чувствовала себя неловко, что являюсь обузой для него. Я вошла в поезд, он остался на платформе. Когда поезд тронулся, он побежал рядом с ним. Он знал, что, вероятно, никогда больше не увидит меня снова. Он был красным, как малина, когда выкрикнул прощальные слова, - она стала изучать серебряный кончик своего зонтика.

Джерек видел на ее губах мягкую улыбку - все, что он мог видеть на ее лице, закрытом полями шляпы.

– Его слова?

– О!
– она взглянула на него мгновенными веселыми глазами.
– Он сказал: "я люблю вас, мисс Орегонт!" - вот и все. Он мог открыться только когда знал, что я не предстану перед ним снова.

Джерек засмеялся.

– И, конечно, шутка состояла в том, что вы не были этой мисс Орегонт. Он перепутал вас с кем-то другим?

Его удивило, почему и тон, и выражение ее лица вдруг изменились, хотя она казалось оставалась веселой. Она обратила свое внимание к зонтику.

– Моя девичья фамилия была Орегонт, - сказала она.
– Когда мы выходим замуж, мы берем фамилию нашего суженного.

– Великолепно! Тогда я могу однажды стать Джереком Ундервуд?

– Вы дьявольски хитры в методах преследования своих целей, мистер Корнелиан. Но меня не поймать так легко. Нет, вы не станете Джереком Ундервуд.

– Орегонт?

– Мысль забавная, даже приятная, - она оборвала себя, - даже самый ярый радикал никогда не предлагал, к моему сожаленью, такие изменения! улыбаясь, она проговорила: - О дорогой! Какие опасные мысли вы внушаете в своей невинности!

– Я не обидел вас?

– Когда-то вы могли сделать такое. Меня шокирует то, что я не шокирована. Какой плохой женщиной я оказалась бы сейчас в Бромли!

Он с трудом понимал ее, но не беспокоился об этом. О кинувшись на спинку кресла, он заставил трубку светиться (она не могла объяснить ему, как сделать, чтобы трубка дымилась). Джерек радовался солнечному сиянию, которое устроил Герцог, небу, соответствующему цвету платья его возлюбленной. В других просеках виднелись аэрокары, тоже спешившие к центру.

Джерек коснулся ее руки.

– Вы узнаете это, Амелия?

– Оно невероятно огромное, - край ее шляпы поднимался все выше и выше, кружевная перчатка коснулась подбородка.
– Смотрите, оно исчезает в облаках!

Она не узнавала. Джерек намекнул:

– Но если бы пропорции были меньше...

Она склонила голову к плечу, все еще всматриваясь ввысь.

– Какое-то американское здание?

– Вы были там.

– Я?

– Оригинал находится в Лондоне.

– Не кафе "Ройял"?