Конец Желтого Дива
Шрифт:
— Слава тебе, отец!
— Мы сделаем точно так, как ты предлагаешь, друг!
— Гляди-ка, старики смотрят шире и глубже, чем молодежь!
— И революцию-то совершали вот такие старики!
Доклад деда Муслима послужил толчком к длинным и горячим дебатам. Один выступающий выражал опасение, что сокращение штата сторожей приведет к росту краж. Другой кричал, что пора прекратить либеральничать с правонарушителями, а надо перейти к методам наказания, как якобы делает некое племя в Африке: отрезают уши и нос. Или хотя бы можно помещать их фото в районной
И так далее и тому подобное… Дискуссия длилась целых три часа, после чего решили, что предложение Муслима-бобо дельное, и постановили: сторожей распустить, вменить исполнение их обязанностей общественности, на сэкономленные деньги благоустроить и озеленить город; а для сторожей-пенсионеров, вроде Муслима- и Мергана-бобо, открыть на улице Кушчинар артель по изготовлению бумажных пакетов.
Собрание закрылось принятием торжественного письма в адрес Министерства внутренних дел.
По пути домой Салимджан-ака положил руку мне на плечо и жарко воскликнул:
— Сынок, сегодня самый счастливый день моей жизни!
— И моей тоже, — от души откликнулся я.
Смерть Желтого Дива
Шакир-подручный должен был в четверг принести паспорт. Но он к этому дню с заданием не справился, из-за чего в склепе святого шейха вышел крупный разговор. «Консультант» заявил, что если человек, обещавший достать паспорт, не сдержит слова и завтра, то придется искать другого посредника. Адыл Аббасов был вне себя, но, чувствуя свою беспомощность, стал рвать волосы, бить себя в грудь и плакаться, что здоровье его ухудшается с каждым днем. Разговор этот я записал на пленку, а вот сфотографировать сообщников не удалось — было слишком темно, не применять же «вспышку»!
Шакир-советчик, по-видимому, умел стараться, когда хотел. На другой день он вошел в склеп, протянул своему хозяину паспорт и рухнул на пол.
— Адылджан, вы б знали, как я измотался из-за этих «корочек». Но еще раз доказал, что готов умереть ради вас! — прохрипел он.
— Ну, как же, и милиции, возможно, известно, что вы мне настоящий друг, Шакирджан, — «поблагодарил» Адыл. — В одном деле замешаны, как тут не подружиться.
— Вы, оказывается, и сегодня в саване, — ухмыльнулся Шакир-советчик. — Признаться, гляжу на вас двоих в саване — и душа уходит в пятки.
— Вы савана не бойтесь, — поучающе заметил Могильщик Суфи. — В конце концов и вас завернут в него.
— Да, но вы надели его чуточку раньше… — ответил Шакир колкостью на колкость. Однако Могильщик и не думал отступать.
— Если хотите, могу сейчас принести и вам один…
Адыл-баттал не знал, куда себя деть от радости. Шакир тоже был счастлив, добился богатства, о котором мечтал всю жизнь. Облегченно чувствовал себя и Могильщик. Он надеялся, что Адыл-избавитель, обзаведясь паспортом, поскорее сгинет с глаз долой, и он, Суфи, вернется
Шакир-советчик, спохватившись, поспешил распрощаться. Пожелал Адылу-хитрецу счастливого пути, доброго здоровья везде и всегда. Потом напомнил, что полковник их общий враг до конца дней, и попросил Аббасова непременно убрать Атаджанова.
— Бог даст, послезавтра в мечети Ходжа Ахрару Вали мы будем отпевать его! — пообещал Адыл-разбойник, сверкнув глазами.
Они даже обнялись, прощаясь. Я отвернулся. Стало как-то не по себе, глядя, как человек в саване обнимает человека, который еще не надел его.
У нас было договорено: если Шакир-«консультант» пойдет домой с золотом, проводить его до ворот кладбища и дать сигнал стоявшим в засаде милиционерам, посветив спичкой. Вот мелькнул огонек и тотчас за воротами послышалась возня, приглушенные голоса: «Стой, ни с места!», «Что это такое?! Я буду жаловаться!», «Тихо! Руки!», — и опять кладбище погрузилось в пучину мертвой тишины. Все в порядке, решил я удовлетворенно и поспешил обратно в склеп: следовало выяснить дальнейшие планы преступников. Но я, видно, опоздал: Адыл-баттал и Могильщик Суфи навострились уже прятать золото. К тому же они, кажется, успели обговорить, как убрать с пути моего наставника. И неизвестно, на какое время назначено покушение… Нет, теперь времени терять нельзя, надо действовать быстро и решительно.
Я осторожно вытащил из карманов Аббасова новый паспорт, два пистолета и деньги. Затем обчистил Могильщика: выгреб даже истершиеся, позеленевшие пятаки, не говоря о двух пачках пятидесятирублевок.
Уложил все это в стальной сундук. Держись, Адыл-злодей! Твоя жизнь в моих руках, вот в этом продолговатом, покрытом рясавчиной сундуке. Ты ведь Див, чудовище из сказок, перебравшееся в нашу жизнь, и ты шагу не посмеешь ступить из склепа, если исчезнет этот сундучок! Так что занимай свое место в гробу и дожидайся нас.
— Прощай, мой шах, одетый в саван! — прошептал я и, с трудом взвалив тяжелый сундук на плечо, отправился в отделение.
Избавившись от тяжелой ноши, я пошел домой. Уже открывая дверь ключом, услышал пронзительный звон телефона. Подбежал, схватил трубку.
— Хашим! — раздался крик Салимджана-ака.
— Я слушаю!
— Собирайся немедленно!
— Что случилось?
— Поступило сообщение, что люди обнаружили на кладбище два живых трупа…
— Да уж не Адыла ли негодяя с Могильщиком?
— В том-то и дело! Толпа преследует их…
Пока я поспешно одевался, у ворот засигналила дежурная машина. Салимджан-ака подвинулся, я плюхнулся рядом. «Волга» рванулась вперед и понеслась по улицам, оглашая их воем сирены, но вдруг мотор почихал и заглох. Водитель вырулил машину к обочине, остановил. На лбу его выступили крупные капли пота.
— Что там у тебя? — искрикнул Салимджан-ака.
— Простите, товарищ полковник. Я виноват… это… это моя вина…
— В чем дело, тебя спрашивают!