Конец "Зимней грозы"
Шрифт:
«Что за черт! Только что ее там не было. Собьют сейчас!»
И тут же над ними зашуршали снаряды немцев, предназначенные пушчонке. Поняв, что они могут угодить в расположение штабов, он обмер. Сзади, где-то в Старом Рогачеке, зачастили разрывы, а следом уже шелестела новая серия. К удивлению, сорокапятку не зацепило. Ее расчет, торопясь, вгонял в казенник новый патрон.
— Заварил-таки кашу! — зло бросил Кочергин Зенкевичу, соскакивая на снег и выдергивая пистолет.
Старший сержант прыгнул следом. Они наперегонки рванули вверх по крутому склону, к бровке вала, где, опять
— Кто приказал? — рявкнул лейтенант командиру орудия, усатому сержанту в каске, надетой поверх шапки-ушанки с завязками под подбородком, который таращился на его пистолет.
— Так мы самы, — бормотал сержант, — з видкрытой позыции…
— А цель видели? Куды палили?
— Як куды? — тянул сержант. — От з танка вдарили, и мы грухнулы. Щось вин мовчить?
Показался штабной «виллис». Не выбирая дороги, он мчался прямехонько к ним и вдруг круто затормозил. Из машины выскочил капитан Мотаев, за ним замполит Ибрагимов.
— Что за партизанщина? — сипло спросил капитан. — Чей танк заварил кашу?..
Замполит смотрел исподлобья.
— Что-нибудь случилось? — спросил Кочергин, чтобы обдумать ответ.
— Отвечайте, лейтенант! — потребовал Ибрагимов. — Доложите, как положено!
— Я виноват, товарищ майор! — вмешался Зенкевич. — Я стрелял…
Разрывы внезапно прекратились. Наступила тишина.
— Ну, на сей раз так просто не отделаешься! — оборвал Мотаев Зенкевича. — Знаешь, что натворил?
— Трое раненых в расположении эрэсов, один тяжело. Да еще оторвало ногу капитану Аякушеву… Застрелился он!
— Начальник особого отдела! — вырвалось у Козелкова, смотревшего поверх окруживших их танкистов. — Как так?
— Вот так! Докладывайте, Кочергин, какие потери здесь? — непривычно раздраженно повысил голос Ибрагимов.
— Никаких, товарищ майор! — поспешил тот ответить, в обращении невольно подражая Зенкевичу. — Даже артиллеристы, по которым немцы били, целы. Не зацепило сорокапятку. Видите?.. Когда Зенкевич стрелял, немцы смолчали!
— Так-так! — взглянул на Ибрагимова Мотаев. — Ну что ж, кому больше всыпать придется, уточним позже, с командиром артдивизиона. Теперь поехали, — кивнул он Кочергину, — командир полка разбор боев начал, вы в штабе нужны. Там обошлось, — поймал он тревожный взгляд Кочергина. — Ты, Козелков, тоже с нами! Поехали? — вопросительно посмотрел он на хмурого замполита.
Они повернулись к «виллису». Капитан досадливо оглянулся на Сашу.
— Ох, Зенкевич, Зенкевич! — подумал он вслух. — Ну дай срок, поумнеешь ужо у меня!
В штабном автобусе было душно, накурено. Командиры тесно сидели и стояли вокруг раскладного стола, накрытого, как скатертью, немецкой картой.
— Итак, — продолжал Бережнов, молча выслушав Ибрагимова и выждав, когда прекратится движение, — подведем итоги. Оборону противника по правому берегу реки Карповки взломать не удалось. Потери полка в людях и матчасти, о которых здесь так пылко говорили, особенно капитан Гаспарян, —
При этих словах Бережнов мельком взглянул на Мотаева, тот не отвел глаз, и подполковник снова обратился к карте, что-то обдумывая. Мотаев хмурился, в углах рта прочно залегла упрямая складка.
— Однако, — снова заговорил комполка, — подтвердилось-таки предположение насчет характера обороны противника за рекой. Да-а, сильна оказалась! Усилия прорвать ее на участке деревень Мариновка — Карповка теперь приложат другие части. Без нас. Со стороны Платоновки им, верно, помогут соединения Донского фронта. Только мы вот не сможем отомстить за наших погибших товарищей! — сокрушенно добавил он.
— Разрешите, товарищ подполковник? — быстро встал Мотаев.
Бережнов выжидающе посмотрел.
— Полк выведен из боя не в связи с потерями?
— Конкретнее, товарищ Мотаев! О чем это вы?
— Так или нет, полк получает возможность восстановить подбитые машины, которые за две ночи почти все эвакуированы…
— А экипажи? — перебил его Гаспарян. — Где ты их возьмешь? Для трети восстановленных машин экипажей покуда не будет!
— Почему же? — усмехнулся Ибрагимов. — О себе Мотаев позаботился. Из командиров штаба, как мне известно, начал свой экипаж комплектовать. Если сведения верны, вы, Гаспарян, тоже готовьтесь занять место в его машине.
Автобус грохнул смехом так, что тридцатьчетверка, полязгивавшая поблизости гусеницами, встала. Из люков разом вынырнули черные головы танкистов. И женщина под коромыслом, и несколько автоматчиков с котелками, полными дымящегося кулеша, все дружно уставились на большую штабную машину, казалось, вибрировавшую от гогота внутри. Часовой у входа, не очень-то понявший, что такое там случилось, тоже покатывался, держась за живот. У заливисто хохотавшего, покрасневшего Гаспаряна показались слезы. Мотаев смеялся со всеми.
— Ну довольно, довольно! — нетерпеливо застучал карандашом Бережнов. — Пора кончать, — взглянул он на часы. — Если командиры подразделений, участвовавших в последнем бою, не хотят меня чем дополнить.
— Едва ли есть нужда! — прервал Ибрагимов попытку Мотаева что-то сказать. — Многие высказались, итоги подведены. В ротах мы поработали. Командирам и политработникам, может, полезнее более обстоятельно познакомиться с общим положением на Сталинградском фронте?..
Все зашевелились. Сидевшие на койках вскочили, протиснулись в круг. Звания и должности на миг были забыты. Кочергин, оттеснив Ибрагимова, отступившего за спину Бережнова, тоже подался вперед, встал вплотную к столу. Подполковник, кивнув замполиту, сморщил лоб, помедлил и вдруг энергичным движением руки начертил на карте жирную дугу, основанием опиравшуюся на русло Волги. Короткими, отрывистыми фразами он скупо пояснил направления и цели ударов трех фронтов, участвовавших в операции по окружению Сталинградской группировки врага, и затем более обстоятельно остановился на роли боевых действий корпуса в этой операции, от дефиле Сарпинских озер и до юго-западного фаса дуги у Старого Рогачека.