Конечная остановка. Любимец зрителей
Шрифт:
— Что ты хочешь от меня услышать? — теряя терпение, отвечал тот. — Все по-прежнему. Пора бы тебе привыкнуть.
Сойдя с поезда в Париже, он торопился скорее попасть домой.
— Ну как она провела эти два дня?
Людовик и медсестра переглядывались. Шаван проходил в спальню, склонялся над Люсьеной. Никогда, чтобы ее поцеловать. Просто чтобы увидеть ее вблизи, изучить морщины, которые вокруг рта и крыльев носа все больше походили на трещины, как если бы ткань лица медленно трансформировалась во что-то вроде глины. Случалось, он брал ее руку. И бормотал: «Останься!» — как человек, разговаривающий во сне.
— Как это неблагоразумно
— Но сейчас она нуждается во мне, — сухо парировал Шаван.
У него вошло в привычку привозить из Ниццы гвоздику, розу и класть на подушку.
— Это негигиенично, — протестовала медсестра.
— Зато мне приятно… И ей тоже, я уверен.
_____
Дни начали удлиняться. Вечер долго алел над Беррским заливом. Под Авиньоном они проехали первое грушевое дерево в цвету, и Шаван, застыв посередине прохода с кофейником в руке, провожал его глазами, пока оно не исчезло из виду. В тот же вечер он узнал новость: убийцу Доминик наконец-то арестовали. Этот бармен, работавший на авеню Ваграм, уже признался в убийстве двух проституток и не замедлит признать себя виновным и в смерти Доминик Луазлер.
«Пусть себе выкручивается, как знает», — подумал Шаван. Но целую неделю был сильно озабочен — настолько, что его тянуло послать в полицию анонимку, снимающую вину с этого парня. Он отказался от этой затеи, так как мало-помалу при воспоминании о Доминик он вспоминал Лейлу, а Лейла была Люсьеной, и он силился отвергать такое непристойное сближение, напоминавшее ему о его собственном блуде. И тогда начинался его возврат к Лейле и Доминик, создавая у него впечатление, что он бесконечно кружится в беличьем колесе, отчего у него обрывалось сердце. Пусть себе!.. Он смолчит.
Шаван купил в Ницце огромный букет мимозы и повез в Париж.
— Вы балуете ее, свою жену, — сказал ему Амеде. — Ей повезло, что у нее такой преданный муж.
А вот Людовик нахмурил брови.
— И что прикажете с этим делать?! Похоже, ты плохо соображаешь.
Взяв букет у него из рук, он швырнул его на кухонный стол, так что желтые шарики рассыпались по плиткам.
— Поль… Прикрой-ка дверь!.. Чтобы нас не услышали.
Шаван внезапно почувствовал себя в опасности. Лицо Людовика не сулило ему ничего хорошего, как бывало в худшие дни.
— Садись.
Шаван покорно притянул стул к себе.
— Что означают эти цветы, а? — продолжал Людовик. — Что ты любишь Люсьену? Что ты мучаешься по ее милости?
Заложив руки за спину, он расхаживал по кухне, подыскивая слова.
— Нет, это было бы уже слишком, — возразил Шаван.
— Ты должен знать, Поль. Сегодня утром врач сказал без обиняков. Люсьена потеряна безвозвратно.
Он встал напротив Шавана.
— Потеряна, слышишь? По его словам, все решится днями.
— Да что он знает? — вскричал Шаван.
Людовик положил ему руку на плечо.
— Правда заключается в том, — продолжал он, — что Люсьена покинула нас уже давно. Мне не хотелось бы делать тебе больно… Ах, как же это трудно… Она перестала быть с нами еще задолго до несчастного случая. Понимаешь?
— Нет, — пробормотал Шаван. Но он уже опустил голову, желая скрыть стыд.
— Она обманывала тебя, мой бедный Поль. Она обманывала нас обоих.
Подняв
— Девчушка, которую я… это невозможно!
Похоже, его глазам привиделась девочка, некогда взбиравшаяся к нему на колени. Он как бы очнулся ото сна и посмотрел на дядю.
— Не веришь? А между тем у меня есть доказательства. Однажды я встретил ее неподалеку от «Лидо»[11] — она шла под руку с мужчиной. Представляешь?! Я просто обомлел.
Он ждал ответа. Шаван, оцепенев, стиснул зубы.
— Никаких сомнений — то была Люсьена… Тогда я решил удостовериться. В те дни, когда ты находился в поездке, я выслеживал ее… И в конце концов обнаружил, что она занимала квартиру на бульваре Перейра, скрываясь под именем… в жизни не угадаешь… Кетани! Это ее девичья фамилия. Она вернулась к своим истокам, как сахарская лисица возвращается в пустыню. И видишь ли, я спрашиваю себя, а была ли она вообще когда-нибудь с нами?
Усталым жестом он швырнул желтые шарики мимозы в раковину.
— Сам я слишком стар. Но ты со временем ее позабудешь. Погоди! Я не закончил. Она выбрала себе довольно редкое имя — Лейла… Несомненно, для того, чтобы с большим успехом заниматься своей профессией… Ее профессия, Поль… Мне нет необходимости ее уточнять.
— Замолчи, — прошептал Шаван.
— Да, сейчас замолчу, только сначала… Ну что ж, пускай, я расскажу тебе все… При том, до чего мы сейчас докатились… Шестое декабря — дата, которую я не скоро забуду… Был вечер. Я увидел, как Люсьена входит в дом на бульваре Перейра с клиентом… Я вынужден употребить это слово… Разодета как принцесса… Я поджидал в своей машине — когда приспичит, я умею быть терпеливым. Посреди ночи из дома выскользнул тип… И кого я вижу немного погодя? Следом выходит Люсьена, уже преобразившись — в своей обычной одежде. Короче, твоя жена! С некоторых пор она проявляла подозрительность. И вот, она смотрит направо, затем налево и, сев в ваш «пежо», тут же трогается с места. Все это происходит настолько быстро, что у меня нет времени для маневра. Я сразу подумал: «Тебе от меня не удрать, малышка!» И бросился в погоню.
— Вранье, — пролепетал Шаван, получив удар в самое сердце. — Не станешь же ты мне говорить, что это ты…
— Да, я. Я попытался было прижать ее к тротуару, чтобы вынудить остановиться. Она узнала меня и тут, должно быть, в панике потеряла управление. Я готов был прийти ей на помощь, если еще не поздно. Но тут же подумал о скандале, о нашей подмоченной репутации, о тебе, мой бедный Поль. Я предпочел поставить на ноги полицию, но не назвался. А потом, увидев, как ужасно она пострадала, счел за лучшее не усугублять твоего горя. Но теперь хватит, я уже не в силах выносить твои страдания. Люсьена — разумеется, мы станем за ней ухаживать, как только сможем, но выполняя свой долг, и ничего более.
— Значит, ты…
— Да. Я!
Людовик протянул руку Шавану, но тот отпрянул.
— Не прикасайся ко мне!
— Ах, Поль! Ты меня просто убиваешь. То, что она нас обманула, ужасно само по себе. Но если она сейчас нас разлучит…
Двух мужчин разъединяла стена молчания. Некоторое время спустя Людовик подошел к двери.
— Ты предпочитаешь, чтобы я ушел?
— Да.
— Прости меня, Поль. Я был обязан открыть тебе глаза на правду.
— Да-да! — крикнул Шаван. — Но оставь меня одного, господи, оставь меня одного.