Конечная остановка. Любимец зрителей
Шрифт:
— Совсем забыла. Твоя мама не смогла прийти — после известия о твоем ранении у нее началось что-то вроде нервного стресса. Ничего страшного, но ей прописали пару дней постельного режима. Николя при ней. Не беспокойся. Буду держать тебя в курсе. До завтра.
Послав ему воздушный поцелуй, Марилен исчезает.
— Ну вот, — говорит Габи, — у вас огорченный вид.
— Ничего подобного, — спешит опровергнуть ее Сильвен.
Однако заботы не оставляют его. Даниель за решеткой. Как это, однако, досадно. Почему он попал под подозрение? Правда, он подвергся оскорблениям и его избили. Полиция вправе думать, что он хотел мне отомстить.
Газетные вырезки разлетелись по полу: Сильвен не может совладать с руками из-за повязки. Габи, которая в восторге от того, что замешана в трагедию, о которой пишут все газеты, приходит ему на помощь. Она зачитывает пациенту лучшие места.
— Послушайте-ка, господин Дорель: «Вот уже двое суток, как жизнь того, кто был любимцем зрителей, висит буквально на волоске. Следствию приходится трудно из-за отсутствия улик. Когда незадачливый Сильвен Дорель подвергся дикому нападению, он был у себя дома один, и, поскольку имел досадную привычку не запирать дверей своего дома, к нему кто угодно мог войти и выйти, не привлекая внимания соседей. Тем не менее энергичный комиссар Шатрие заявил нам, что побудительным мотивом преступления было не ограбление. Подтверждается и то, что Сильвен Дорель предполагал сниматься в главной роли в фильме немецкого продюсера. Желаем, чтобы тот, кого нарекли очарованным принцем, поскорее вернулся на съемочную площадку».
Или вот еще: «Состояние знаменитого киноактера все еще остается без изменений. Тот, кто бесподобно воплощал на экране трагическую судьбу таких персонажей, как Фредерик Шопен, Андре Шенье, герцог Энгиенский, теперь борется за собственную жизнь».
А вот заметка из газеты «Иси-Пари»: «Спасенный бумажником. Пуля, едва не сразившая Сильвена Дореля, наткнулась на пластиковую кредитную карточку “American Express”, которую киноактер постоянно носил в бумажнике, и, чудом отклонившись, прострелила легкое, но не навлекла непоправимой беды. Сильвен Дорель нашел в себе силы сказать нам: “Я везунчик!”».
— Я ничего такого не говорил, — опровергает Сильвен. — Я был в бессознательном состоянии. Что за люди! Сочиняют всякие небылицы.
— Но в сущности, это правда. Вы счастливчик.
Подумав, Сильвен грустно улыбнулся.
— Я над этим никогда не задумывался, — сказал он, — но вы правы. Три года назад я попал в аварию — дело было в Италии, — но чудом не пострадал.
— Ага. Вот видите — вы везучий.
В дверь постучали.
— Впустить? — спрашивает Габи. — Вы не переутомились?
— Нет. Через это нужно пройти.
Медье. Он идет через комнату, протянув Сильвену обе руки. Он излучает дружеские чувства.
— Дорогой Сильвен! Застать вас в больнице, в таком состоянии!.. Ах, никогда не прощу себе нашу маленькую размолвку… Но это в прошлом, не правда ли? Быстрее выздоравливайте. Нас ждут другие проекты. С «Вертером», разумеется, покончено из-за всего этого. — Он указывает на газетные вырезки. — Представляете себе, что могло произойти, — продолжает он, — если бы я поручил вам роль Вертера. Фильм
— Предложения? Какие предложения?
— Ладно, ладно… Короче, зачем мне вам все разжевывать? Лично я готов подписать с вами контракт на пять фильмов.
— Свяжитесь с моим агентом.
— То-то и оно. Я уже заручился ее согласием.
— Дьявол! — чертыхается Сильвен. — С вами мне просто будет некогда отдать концы.
— Вы даете мне слово? — настаивает Медье.
— Но о каких фильмах идет речь?
— Понятия не имею. Поживем — увидим. Главное — чтобы я мог на вас рассчитывать. Разумеется, на совершенно других условиях. — Медье благодушно смеется. — Стоит только дать себя убить, а об остальном позаботятся, можете не волноваться. Я тот человек, который готов взвалить на себя все остальное, — шутит он. — И для начала принес вам подарочек.
Медье извлекает из дипломата бутылку шампанского и водружает на тумбочку.
— Очень рекомендуется для восстановления сил. Выпейте за свои будущие успехи. Я покидаю вас. Заглянул к вам буквально на ходу.
Сильвен удерживает его, схватив за запястье.
— Какие у вас новости о Даниеле Марсьяле?
— Ну что ж… он задержан, и его допрашивают.
— Его не посадят в тюрьму?
— Думается, это зависит от вас. Вы намерены свидетельствовать против него? Если стрелял в вас он, то кому лучше знать об этом, как не вам?
— Я все забыл.
Медье понимающе хихикает.
— Меня это дело не касается, — изрекает он. — Давайте выздоравливайте скорее, дорогой Сильвен. Мы ждем вас.
Сильвен остается наедине со своими проблемами. Но в сущности, дилемма проста: или сказать им правду, или пусть считают, что на него совершено покушение.
«Если я признаюсь, что хотел покончить самоубийством, то потеряю все — рекламу, контракты, свой шанс вернуться на экран. Если же буду молчать, возможно, Даниелю грозит тюрьма».
При таком раскладе все выглядит хуже некуда, и Сильвен убеждается, что напрасно ищет логику там, где она неуместна. Начать с того, грозит ли Даниелю тюрьма. Комиссар, само собой, будет долго кружить вокруг этого своеобразного любовного треугольника — жены и двух ее мужей. Все трое — актеры, а значит, мастаки по части комедийного розыгрыша. Кто из троих лжет? А может, лгут все трое? Он станет донимать их вопросами, но так ничего и не обнаружит, поскольку обнаруживать-то нечего. А значит, Даниелю ничто не угрожает. Так что ему лучше всего молчать, чтобы не спугнуть славу.
У Сильвена хорошее самочувствие. Он кладет руку на кучку газетных вырезок. Он уже не горит желанием их читать. Они просто кучка бумажек, доставляющих ему радость. Лицо очарованного принца обросло щетиной, как у бродяги, под глазами синяки, напоминающие грим, волосы слиплись от пота. И все же он улыбается самому себе при мысли, что его фото снова у всех перед глазами.
Сильвен впервые спит, не прибегая к помощи снотворного, и хирург, который приходит его перевязать, удивляется темпу заживления раны.