Конечно, это не любовь
Шрифт:
Шерлок решил проблему Чарльза Магнуссена, над которой она билась почти год, легко и тривиально, одним выстрелом. Он выяснил то, чего не смогла выяснить Гермиона — у Магнуссена никогда не было документов, которые он реально мог бы использовать (даже фотографии волшебников он не хранил, а отправил Майкрофту) — только знания. Шерлок прострелил ему череп, превратил опасные знания в неаппетитную кашицу из мозгов и крови.
Если бы Гермиона знала о его плане, она смогла бы его подстраховать. Она изменила бы память свидетелям и сумела бы представить все как несчастный случай, самоубийство — не важно. Более того, в Министерстве
Но Шерлок как всегда решил все сделать сам. И теперь, спустя три дня после смерти Магнуссена, Гермиона узнала, что Шерлок в тюрьме. А посадил его туда Майкрофт-Мордред-его-побери-Холмс.
Майкрофт коснулся шеи, поправил воротничок и сказал:
— Чувства всегда вредят работе. Неравнодушие — худший недостаток.
Гермиона снова встретилась с ним взглядом и с трудом сглотнула — неужели он действительно так считает? Она всегда была уверена, что он любит Шерлока — пусть по-своему, так, как умеет, но любит. А сейчас усомнилась. Он запихнул брата в тюрьму, зная, что ему противопоказанны одиночество и изоляция, и сейчас отговаривается общими словами о том, что «другого выхода не было».
Едва осознавая, что делает, ведомая не разумом, а злостью, она подняла палочку снова и произнесла:
— Легиллименс.
Его блок, которому было далеко до блока Шерлока, поддался сразу же, и перед глазами Гермионы (а значит, и Майкрофта) замелькали картинки.
Полный мальчик лет восьми склоняется над детской кроваткой, в которой лежит, улыбаясь, беззубый малыш с черными мягкими вихрами.
Потом тот же малыш, но уже старше, бодро топает к Майкрофту, падает на живот, и Майкрофт подскакивает с места, чтобы помочь ему подняться.
Несколько мгновений темноты — и еще одна семейная сцена: Майкрофт, немного подросший, держит ребенка на руках и показывает ему снег за окном. Ребенок сосредоточенно сосет палец и внимательно изучает падающие снежинки.
Снова темнота — Майкрофт в строгом, почти взрослом костюме наклоняется над трехлетним братом, вслух читающим «Остров сокровищ», и шепчет ему: «Какой же ты глупый, Шерлок», хочет отойти — но не удерживается и гладит Шерлока по макушке.
Сотни картинок проносились с огромной скоростью, и неожиданно среди мельтешащих лиц Шерлока, мистера и миссис Холмс возникла Гермиона — такая, какой она была в двадцать с небольшим, в их с Майкрофтом первую официальную встречу.
Гермиона почувствовала сопротивление — Майкрофт пытался вытолкнуть ее прочь резким усилием, но она была сильнее.
Просторная комната, освещенная только светом камина, Майкрофт сидит перед ним и маленькими глотками пьет золотистый коньяк из прозрачного бокала без ножки. Огонь вспыхивает зеленым, и из камина выходит Гермиона, движением палочки превращая парадную мантию в маггловский костюм. «Неожиданный… визит», — произносит Майкрофт. «Есть, что обсудить», — отвечает Гермиона. Он делает приглашающий жест, Гермиона создает себе кресло и бокал и наливает на полпальца коньяк из бутылки на столе.
Еще одно воспоминание — Майкрофт сидит за столом в своем кабинете, перед ним лежит папка, заполненная исписанными листами текста и несколькими фотографиями. Он берет одну и подносит почти к самому лицу, вглядываясь в снимок, на котором Гермиона стоит на набережной Темзы и искренне, весело хохочет.
Болезненным
— Прости… — прошептала она.
Майкрофт закрыл глаза, открыл снова, вытащил из кармана белоснежный платок, промокнул лоб и виски, убрал обратно.
— Неравнодушие — фатальный недостаток, — произнес он спокойно. — Он вызывает только презрение. И я — не исключение.
— Неравнодушие — лучшее, что есть в человеке, Майкрофт. Твоя любовь к брату — лучшее, что есть в тебе, — сказала Гермиона и отвернулась.
Если бы можно было применить «Обливиэйт» к себе, она немедленно бы это сделала. Да, она убедилась в том, что Майкрофт любит Шерлока (и убедила в этом его самого — сколько бы он ни прятался за своей маской василиска, он его действительно любил), но вместе с тем узнала (во имя Мерлина, она не хотела этого знать!), что и сама занимает уголок в его бесстрастном сердце и полочку в холодном разуме. Она не хотела даже думать о том, что Майкрофт может быть человеком в полном смысле этого слова, что он может испытывать… что-то. Назвать это чувствами у нее язык бы не повернулся. Но воспоминания не лгали — он испытывал.
— Надеюсь, ты уже придумал план спасения, — сказала она.
— Есть пара версий, — отстраненно ответил Майкрофт. Скрипнул стул — он вернулся на свое рабочее место. — Я не считаю возможным держать его в тюрьме долгое время, это не пойдет ему на пользу и гарантировано вызовет беспорядки и волнения — он взломает охранную систему за две недели максимум. Поэтому я предложу ему задание в Восточной Европе. Смертельно-опасное, разумеется. Тайный совет одобрит.
Гермиона обернулась и сказала:
— Глупый план. Я вытащу его, разумеется. Но ему придется прятаться. Новое имя, новые документы, тихая и незаметная работа… Как ты считаешь, Майкрофт, — она приблизилась к столу и оперлась на него одной рукой, — сколько времени он сумеет тихо сидеть в лаборатории и препарировать лягушек? Возвращение Шерлока Холмса будет делом одного месяца, газеты напишут о возвращении гениального детектива. И что потом? Он останется преступником, британские власти потребуют — буду обязаны потребовать! — его заключения под стражу.
— Он перестанет быть им интересен, после того, как выполнит задание.
— Постарайся придумать другой план, — произнесла Гермиона и, не прощаясь, аппарировала ко входу в Министерство, откуда так быстро, как только могла, бросилась в свой кабинет и велела секретарю не беспокоить.
Она была права, когда решила, что Шарлока нельзя подпускать к Магнуссену. Его вмешательство хоть и спасло их всех, для него самого обернулось катастрофой.
Гермиона оперлась головой на руку и закрыла глаза — волнение, а потом вспышка злости в кабинете Майкрофта вымотали ее, хотелось расплакаться и позволить кому-нибудь другому решать все проблемы. Впрочем, она уже позволила — Шерлоку. Он решил проблему с Магнуссеном, спас не только Джона и Мэри, но и Гермиону — не было сомнений в том, что за Магнуссена он взялся именно из-за нее.