Конфайнмент
Шрифт:
После этих слов адвокат опять запросил перерыв, во время которого долго убеждал меня в том, что со следствием надо сотрудничать… Я слушал, кивал и пытался понять, на чьей же он всё-таки стороне? Формально считалось, что и обвинение, и защита должны быть на стороне закона. По факту… хрен знает…
Вечером после ужина (чёрный хлеб, гречка и чай) Самсон (так звали старшего из соседей по камере, видимо, из-за фамилии Самсонов) между делом поинтересовался:
— Постановление видел?
— Ага.
— Какая статья?
— Сто вторая.
Зек удивленно присвистнул. Сам он проходил
— Кто дело ведёт?
— Щапов.
Самсон почесал в затылке.
— Серьёзный мужик. А кто адвокат?
— Кутловский.
Сосед усмехнулся.
— Слыхал про такого. Поговаривали, что раньше он в уголовке служил. Слухи про него разные ходят. Кого-то он вроде вчистую отмазывал, кого-то просто на бабки крутил… Короче, мутный какой-то. Советы давать не люблю, но с обоими ухо лучше держать востро, здоровее будешь.
— Да я уже понял.
— И это правильно. Здоровье и самому пригодится…
Суббота. 6 ноября 1982 г.
Вчера произошли сразу два события.
Оба, как позже выяснилось, оказались довольно значимыми.
Первое: ночью к нам в камеру подселили ещё одного сидельца, подозреваемого по двум статьям — вымогательство и мошенничество.
— Шатун — вор авторитетный, но резкий, — тихо сообщил мне Самсон после побудки. — Ты с ним поаккуратнее. В душу не лезь, лишних вопросов не задавай. Может не так понять…
Второе: после ещё одного дня допросов, очных ставок и «задушевных» бесед с адвокатом, когда я уже решил, что всё, на сегодня закончили, меня опять привели в допросную.
Конвойный вышел. Я остался один на один со следователем.
За окном было уже темно, верхний свет не горел, только настольная лампа. Прокурорский работник мирно чаёвничал, заедая напиток бутербродами: с сыром и варёной колбасой.
— Будешь? — кивнул он мне на раскрытый пакет.
Отказываться я не стал. Кто знает, что будет сегодня на ужин, и вообще — тюремная пайка с нормальной едой не сравнится.
Примерно через минуту следователь отставил в сторону допитый стакан и посмотрел на меня пристальным взглядом.
— Знаешь, Андрей… Чем дольше я занимаюсь твоим делом, тем больше и больше нахожу его странным.
— И что же в нём странного, гражданин начальник?
Следователь усмехнулся.
— Не стоит изображать из себя матёрого уголовника. Ты на него совсем не похож. И вообще, сейчас у нас не допрос, а просто беседа. Поэтому можешь обращаться ко мне Аркадий Иванович. Договорились?
Я кивнул.
— Ладно. Договорились… Аркадий Иванович.
— Ну, вот и прекрасно.
Аркадий Иванович чуть подался вперёд и по-ученически положил руки на стол.
— Дело всё в том, Андрей, что твоя вина уже практически доказана. Конечно, будут ещё допросы, очные ставки, следственные эксперименты, пикировки с защитой, однако уже сейчас улик против тебя более чем достаточно. Пальчики на портфеле убитого и на трубке, следы борьбы, путаные объяснения, свидетельские показания, а ведь будут ещё и другие, не сомневайся.
— Тогда зачем вы мне это всё говорите, раз всё уже решено? — пожал я плечами.
— Зачем говорю? — следователь откинулся в кресле и расстегнул пуговицу на мундире. — В твоем деле, Андрей, меня смущает одна неувязка. Как правильно заметил твой адвокат, непонятны мотивы убийства. Корысть? Вряд ли. У гражданина Попова с собой было двадцать рублей. Это не тот куш, ради которого надо специально ехать из Подмосковья в Москву, а после светиться у будущей жертвы на лекции. Обычное хулиганство? Тоже нет, по тем же соображениям. Личная неприязнь? Откуда? Вы ведь с ним раньше никогда не встречались, не так ли?
— Всё правильно. Не встречались.
— О чём и речь, — Аркадий Иванович снова придвинул кресло к столу и неторопливо продолжил. — По факту, остаётся только один мотив. Только один… Тебя, хм, попросили убить гражданина Попова, а ты не смог отказаться. Ничего иного на ум не приходит. Вот так вот, — развёл он руками и уставился на меня.
— А вам не кажется, что есть и другое объяснение? — я постарался придать голосу побольше сарказма. — То, что никакого профессора я не убивал, а это сделал кто-то другой.
— Да, это верно. Такой вариант возможен, — не стал спорить следователь. — И я бы даже поверил в него, если бы не одно но.
— Какое? Или это секрет?
— Нет. Не секрет.
Он сунул руку под стол, выдвинул ящик и вынул оттуда небольшой камушек.
— Удивительно, но это тоже, в определенном смысле, орудие преступление. Его обнаружили 29-го сентября на улице Усиевича.
Я непроизвольно вздрогнул. И прокурорский это явно заметил.
— Именно этот камень стал причиной гибели гражданина Гайдара, внука того самого Гайдара, что был известным писателем. Считается, что камушек просто вылетел из-под колеса проезжающего мимо грузовика и попал потерпевшему прямо в висок. Несчастный случай, непреодолимое стечение обстоятельств. Так, собственно, эту смерть и квалифицировали, и уголовное дело, понятно, не возбуждали. Вроде всё правильно, всё как обычно, но потом случилась одна закавыка, — следователь взял камень, повертел его в пальцах и положил обратно на стол. — Эксперты нашли на нём не только кровь гражданина Гайдара, но и хорошо сохранившийся отпечаток большого пальца чьей-то руки. Чьей? Вот тут начинается самое интересное. Этот отпечаток на сто процентов совпал с таким же, оставленным на портфеле убитого гражданина Попова. Такие вот пироги, Андрей. Такие вот пироги…
Аркадий Иванович убрал камень в выдвижной ящик и внимательно посмотрел на меня. Прямо как Мюллер на Штирлица, застуканного с поличным на чемодане русской радистки.
— Вы что, и вправду считаете, что это я его ухайдакал?
Следователь хмыкнул.
— Я пока ничего не считаю. Но факты — упрямая вещь, и все они сейчас против тебя.
Я молчал. Сказать было, действительно, нечего. Но признаваться в том, что не совершал… Нет уж, на это я не подписывался…
— Не знаю, откуда на этом камне мои отпечатки, объяснить это никак не могу, но гражданина Гайдара я не убивал — это точно.