Конфайнмент
Шрифт:
Забытые богом российские версты
Люблю я дороги печаль.
Я помню равнины, леса и погосты,
Святая великая даль…
Дальше всё происходит, как в предыдущем такте, по тому же придуманному совместно сценарию. Жанна ставит стаканы на столик, и мы быстро обучаем её новому танцу. Изюминкой идёт притворная конкуренция между дамами за «единственного» мужчину. Пару секунд Света и Жанна вроде как ссорятся, кому быть ближе к объекту
И поезд домчится, осталось немножко,
Девчонок целуйте взасос.
Недаром в вагоне играет гармошка
И вьется дымок папирос.
Недаром в вагоне играет гармошка
И вьется дымок папирос…
Папироски у меня нет, зато девчонки в наличии, а гармошку вполне заменяет новенький отечественный синтезатор «Юность-75». Вадим, на мой взгляд, владеет им виртуозно, да и голос у него схож с Расторгуевским — тембр практически тот же.
Короче, ко второму припеву наше музыкально-танцевальное шоу выходит на кульминацию.
Игорь с Матвеем яростно терзают гитарные струны, Вадим вдохновенно поёт и мучает клавиши, Аурелия подпевает ему вторым голосом, Сашка фигачит на барабанах свои сто двадцать, мы слаженно и энергично танцуем, а на экране вверху всё летят и летят к горизонту бесконечные рельсы и шпалы.
Но это ещё не пик. Пик наступает, когда композиция вновь переходит в инструментальную паузу. Девчонки резко расходятся и достают заранее спрятанные под полкой и столиком букеты тюльпанов. Честно признаюсь, найти их в зимней Москве оказалось задачкой не из простых. Но мы справились, и теперь вовсю пожинаем плоды этой невеликой победы.
Жанна и Света с охапками цветов спархивают со сцены и начинают бодренько раздавать их сидящим в первом ряду ветеранам. А музыка и кино всё продолжаются и продолжаются, как будто бы ждут, когда девчонки закончат.
Пока они одаривают улыбками и цветами заслуженных работников транспорта, я тоже не маячу на сцене без дела. Ведь ветераны у нас не только мужчины.
Справа от начальника отделения сидят три пожилые дамы, и наград у них ничуть не меньше, чем у других. К ним-то я и направляюсь, только не с тюльпанами, а с настоящими красными розами, по семь штук в букете. Специально ездил сегодня за ними на Рижский рынок, потратив там почти пятьдесят рублей. А что делать? Цены зимой кусаются, а на дворе не 2012-й с его экономическим глобализмом и открытой таможней, а 1982-й с ушлыми гостями-предпринимателями с солнечного грузинского юга.
Поздравление героев войны и труда длится чуть меньше минуты.
Потом мы снова взбегаем на сцену, но это ещё не конец. Закончить представление надо эффектно. Девчонки делают парочку фуэте навстречу друг другу, я вклиниваюсь между ними, подхватываю обеих и начинаю кружиться на месте. Один оборот, второй, третий… Почти как на карусели. Мелькают в воздухе девичьи ноги, косы…
Этот эпизод мы репетировали три дня подряд, и больше всего я боялся, что кого-нибудь не удержу.
Однако нет. Смог.
Последний аккорд прозвучал, я перестал крутиться, киноэкран погас, Жанна и Света разбежались
Пару ударов сердца в зале стояла гулкая тишина.
Потом где-то в районе галёрки раздался одинокий хлопок. Потом ещё один, и ещё. А затем зал буквально взорвался аплодисментами, переходящими, как написали бы в «Правде», в бурные и продолжительные овации.
Удивительно, но такого триумфа не ожидал даже я.
Радовались и хлопали все. И молодые, и старые. Причем, один старикан настолько расчувствовался, что даже взобрался на сцену и облобызал по очереди Свету и Жанну, а потом долго тряс мою руку и что-то говорил, а я что-то ему отвечал, и это было так классно, что, чёрт побери, очень хотелось повторить всё по-новой…
Повторить тот же номер распорядители концерта нам не позволили. И это, наверное, правильно. Шоу должно продолжаться. Программа утверждена, есть и другие исполнители, и они тоже должны выступать.
Следующего выхода мы ждали минут пятнадцать. Мне и девчонкам снова пришлось переодеваться. За тем, что происходило в это время на сцене, никто из нас не следил — готовились к новому номеру и, конечно же, волновались. Но, положа руку на сердце, думаю, что после «Дороги» мы могли делать с публикой всё что угодно. Никто бы и слова нам не сказал, хоть партком, хоть местком, хоть даже если бы я вдруг нарядился государем-императором, а парни затянули бы под баян «Боже, царя храни». Такая была в душе у всех эйфория.
Третью песню я подобрал специально для Аурелии, под женский вокал. Во-первых, об этом меня попросил Матвей, тихонько, чтобы другие не слышали. А во-вторых, потому что сама Аурелия так жалобно смотрела на нас, когда мы репетировали что-то другое, что не уважить её было бы просто грешно. Тем более что по вокальным данным она превосходила нас всех минимум на порядок.
К делу девушка подошла ответственно. Как мне сообщил по секрету Долинцев, она его буквально замучила просьбами прослушать её ещё раз и подсказать, что не так. А к выступлению даже сшила себе новое платье. Зелёное, бархатное, в пол. Самое то, на мой взгляд…
А я не знаю почему, но меня тянет,
Меня так тянет, ох, как меня тянет.
И я всё время пропадаю ночами, ночами, ночами…
Всё это было не раз, и, к сожалению,
Всё повторится, всё повторится.
Я только время поменяю и лица,
Зелёный цвет я не поменяю…[6]
Фокстрот, танго, шимми… А ещё румба и ча-ча-ча…
На этот раз мы не стали особенно париться и придумывать что-то невообразимое.
Обычный стул на краю сцены, приглушенное освещение в зале и лучи фонарей, скрещивающиеся на танцующих. Я молча сижу на стуле и, типа, оцениваю претенденток на роль в новом мюзикле. Стиль — двадцатые годы, эпоха раскрепощения, НЭПа, коротких юбок, ар-деко и модерна.
Претенденток четверо — помимо Жанны и Светы в этой миниатюре участвуют и Лусия с Хименой. Сначала я отвергаю всех, но потом они собираются вчетвером и всё-таки «уговаривают» меня посмотреть на них ещё раз, только теперь всех вместе. Я соглашаюсь и в итоге, не в силах устоять перед такой красотой, присоединяюсь к танцующим дамам.