Конфликт чести. Агент перемен. Лови день

Ли Шарон

Наблюдатель склонил голову, как и подобает при разговоре со Старейшиной, и ответил настолько вежливо, насколько мог, хотя язык, называющийся торговым, был плохо приспособлен к любезностям.

— Спасибо за вашу заботу обо мне. Я сожалею о доставленных хлопотах.

— Ну, я тоже об этом сожалею, — откровенно ответил Инг. — Но что сделано, то сделано, и тебе придется принять наказание. Просто вытерпи то, что тебе будет назначено, а потом подтянись, хорошо? Совсем не нужно, чтобы подобное повторялось.

Наблюдатель пробормотал, что в словах Старейшины Инга, несомненно,

есть немало истины. Наблюдатель обязательно тщательно обдумает услышанное.

Инг решил на этом успокоиться и увел парнишку в камеру предварительного заключения, где ему предстояло находиться под наблюдением испуганной охранницы, пока за ним не придут с шаттла.

Выйдя из библиотеки, Мири свернула не направо, а налево, в результате чего ей не пришлось проходить мимо плавательного бассейна. Вместо этого она попала в сад. Растения были подвешены в горшках, карабкались по решеткам и ползли по земле, окружая живописные лужайки и удобные скамейки. Это был очень приятный уголок, если не считать слабоватого освещения и атмосферы несколько более жаркой и влажной, чем нравилось Мири, выросшей на Пустоши. И все же она задержалась в этом помещении, рассматривая лиловые и желтые цветы, стелившиеся по земле, и яркие красные гроздья фруктов на карабкавшейся по решетке лозе. Несколько рассеянно она подумала, не виноград ли это и какое вино из него получилось бы.

В конце концов она покинула сад, прошла по короткому коридору, который пересекся с переходом, ведущим в спальню. А оттуда она уже очень быстро попала на мостик.

На мостике Вал Кона не оказалось. Мири признала, что он вовсе не обязан был там находиться, имея в своем распоряжении все помещения этого гигантского корабля. И все-таки ее это раздосадовало — а когда она увидела на столе горку… предметов, то встревожилась.

Она настороженно приблизилась к столу и остановилась, убрав руки за спину, хмуро перебирая разложенные предметы взглядом.

Ну, вот это пистолет. А вон там явно метательный нож, который он продемонстрировал ей в переулке возле ее убежища… сколько же времени прошло с тех пор? Но это — просто шнурок от его рубашки, а плоский металлический четырехугольник выглядит просто как кредитная карточка, а вон то — его сапоги…

Он бесшумно вошел в комнату у нее за спиной, и она мгновенно обернулась, вопросительно подняв брови.

— Что ты сделал со своим лицом? — спросила она. — Оно все красное.

Он улыбнулся и подошел к столу.

— Мыло Точильщика — это песок! Я рад, что у меня вообще осталась кожа, хоть какого-то цвета.

Она молча осмотрела его: волосы влажные, лицо немного расцарапано, рубашка не зашнурована, рукава закатаны — и кожа на руках тоже стерта. Мири невольно подумала, с какой же силой он тер себя песчаным мылом. На нем не было ремня и сапог. Она перевела взгляд на его лицо и не обнаружила на нем следов вчерашнего ужаса. Он встретил ее взгляд спокойно. Глаза у него были прозрачными, бездонно-зелеными.

Отведя взгляд, она махнула рукой в сторону горки на столе.

— Устроил уборку?

— Это — оружие, Мири. Мне хотелось бы, чтобы ты его спрятала. Прошу тебя.

— И почему это мне всегда достаются

самые веселые задания? И зачем? И даже если бы я это сделала, сапоги — не оружие, друг. И ремень тоже, если не говорить о некоторых особых обстоятельствах, которыми я готова рискнуть. Мужчине не следует ходить в незашнурованной рубахе — это не аристократично. И тебе следует оставить кредитку — никогда не известно, когда могут понадобиться наличные.

Он взял черный шнурок, который стягивал его рубашку, пропустил сквозь пальцы и позволил своим рукам выполнить соответствующие движения.

— Гаррота.

С помощью кредитной карточки он отщепил стружку от каменной стены у себя за спиной. Стружку он протянул ей.

— Гильотина.

Перевернув ремень, он продемонстрировал ей три разных слоя на его внутренней стороне:

— Взрывчатка, электронная отмычка, пила.

Положив ремень, он указал на сапоги.

— В правом каблуке находится заряд взрывчатки, а из носка выходит шип для лазанья. В левом — шип для лазанья и ручные отмычки в каблуке.

Он сел, внезапно обессилев, и взмахом руки указал на ворох проволоки, шпилек и еще каких-то металлических штучек.

— Все, что может потребовать момент. Шпильку вгоняют за ухо, проволокой тыкают в глаз… Смерть. Или…

— Я поняла, — оборвала она его объяснения и потом долго стояла молча, рассматривая горку. Что-то привлекло ее внимание, и она вытянула заинтересовавший ее предмет.

Черные ножны из мягчайшей замши защищали и ласкали убранный в них клинок. Ручка была сделана из какого-то материала, который блестел, словно отполированный обсидиан, — но был теплым на ощупь.

Она мягко обхватила его пальцами и вытащила клинок.

Он блестел на солнце, ловя и отражая лучи света: живое существо, она готова была в этом поклясться, состоящее из зеленого и черного хрусталя.

Мири благоговейно убрала клинок в гнездо. Рукоять не подходила к ее руке, и не было сомнений в том, что она была сделана специально под одну руку. Она молча протянула нож Вал Кону.

Его рука рванулась вперед, сжалась — и упала.

— Тебе его дал Точильщик. — Это не было вопросом. — Давай попроще, парень: ты убьешь меня ножом, который тебе дал Точильщик, а я не буду спорить с тем, что заслуживала смерти. — Она толкнула нож в его сторону. — Бери его!

Он неуверенно послушался, нежно проведя пальцами по рукояти. Мири резко повернулась и широко взмахнула руками.

— И все остальное тоже! Надевай, раскладывай по местам, выбрасывай — мне наплевать! Прятать их бессмысленно, и я этого делать не собираюсь.

И она вдруг села, учащенно дыша и с трудом подавляя вспышку гнева.

— Мири, выслушай меня. Я могу убить тебя…

Она фыркнула:

— Я это уже слышала, космолетчик.

Он покачал головой.

— Я могу тебя убить. В любую минуту. Мне… кажется, ты права, и я… иду по острию бритвы. — Он помолчал, выравнивая дыхание. Он должен добиться, чтобы она его поняла! — Ты можешь достать пистолет, чтобы его почистить, а я отреагирую только на пистолет, а не на чистку — и ты погибнешь. Вчера вечером я был близок к тому, чтобы тебя убить…