Конгломерат
Шрифт:
— Отлично, спасибо!
«Клио» рванулась с места, поднимая за собой облака пыли. Менее чем через пять минут Дженкинс уже въез жал в огромный двор, залитый палящим солнцем.
Дженкинс немного подождал. Открыл окна и достал сигареты. Ему не хотелось курить, но он все же щелкнул зажигалкой. Ничто в его поведении не выдавало волнения. Он задавался вопросом, как же старик Батай отреагируем на его предложения. Билл спрашивал себя и о том, как отреагирует его друг Грег, когда узнает об истинных целях этой поездки — ведь Дженкинс предпочел их не сообщать. В конце концов, его отец и братья были уже взрослыми и могли отдавать отчет в своих действиях. Он сам
Во дворе не было никакого движения. Дженкинс затянулся последний раз и выбросил сигарету за дверь. Затем Билл взял свою черную кожаную сумку, посмотрел в зеркало, чтобы проверить, не слишком ли он похож на бизнесмена, и вышел из машины.
Увидев незнакомца, залаяла собака, сидящая на длинной цепи. Наконец из дома вышел молодой человек.
— Мсье Дженкинс? — спросил он.
— Он самый! Прекрасная ферма, — сразу же выпалил Дженкинс.
— Это вы еще ничего не видели. Я Дану. Отец сказал встретить вас. Вы будете жить в комнате Грега.
— Отлично! Спасибо.
Дженкинс забрал из багажника свою дорожную сумку, компьютер и присоединился к Дану.
— Значит, вы приятель моего брата?
— Да, мы дружим уже давно. Грегуар славный малый.
— Да. Нам его иногда не хватает. Но, думаю, немного повзрослев, он захочет вернуться к своим корням.
— Земля предков, желание знать, кто ты, — каждый из нас рано или поздно начинает задумываться над этим.
Молодые люди вошли в главное здание, и в то время, как дон Мельчиорре оказывал радушный прием Грегуару в Бертоццо, его брат — правда, в менее роскошных апартаментах — проявлял чудеса провинциального гостеприимства.
Они вошли в комнату с камином, в котором зимой и летом пылали поленья.
— Дело в том, что у нас в доме очень сыро. Здесь очень много источников, — сообщил брат Грега, — поэтому у нас редко возникает проблема засухи.
— Я вижу, — ответил Дженкинс.
— Отец будет здесь через час или два. У него встреча с представителями кооператива по организационным и производственным вопросам, — пояснил Дану, не вдаваясь в подробности.
На ферме предложение группы «Verdi» пока суеверно держали в секрете, полагая, что, пока не подписан ни один официальный документ, лучше ничего не разглашать.
Комната Грега больше походила на комнату подростка. На стене висели постеры регбистов, певцов и актрис девяностых годов.
— Грег покинул ферму пятнадцать лет назад. Мы все сохранили и ничего не меняли, — произнес Дану, как бы извиняясь за обстановку.
— Все отлично, — ответил американец.
— А где именно вы работаете, мсье Дженкинс? — спросил Дану, когда они спустились в зал.
— В «Mosampino». Знаешь о такой компании?
— Немного. Я ведь не очень интересуюсь производством. Мой конек — это агротуризм, отдых для горожан в деревне, на ферме…
— Да, я слышал о таком. В Америке люди отстраивают замки в стиле французских королей, а вы возвращаетесь к своим корням.
— В какой-то степени да, — согласился Дану, приглашая гостя на кухню.
Там Дану предложил Дженкинсу бокал красного вина и кусок картофельного пирога, который он слегка подогрел на плите.
— Картофельный пирог! — воскликнул
— Именно! И вы увидите, что это не идет ни в какое сравнение с продуктами из «McDonald’s» не в обиду вам будь сказано, мсье Дженкинс.
— Зови меня Билл. Так будет лучше.
— Хорошо, Билл. Тогда попробуйте это красное вино. Оно немного резкое, но настоящее, без сахара и без дубовых стружек в бочке, несмотря на рекомендации вашего друга Роберта Паркера.
Билл Дженкинс вздрогнул, услышав это имя.
— Ты знаешь Боба Паркера?
— Не лично, конечно. Но во Франции он стал законодателем производства самодельного вина со своим журналом «Wine Advocate» и особенно со своим ежегодным справочником вин. Он выставляет оценки по двадцатибалльной шкале, и производители готовы на все, лишь бы получить хорошую оценку. Если бы лет десять назад нам сказали, что какой-то, извините за выражение, америкашка станет указывать нам, как делать вино…
— Но у него хороший вкус, у моего «друга» Паркера, которого я никогда не видел, к твоему сведению…
— В любом случае, это не мой вкус. Результатом его пропаганды явилось то, что большинство лучших вин сделались похожими друг на друга, причем стали тяжелыми и невкусными. И у нас тут все смеются над классификацией мистера Паркера. Мы довольствуемся легкими винами, утоляющими жажду. На самом деле, Билл, все сошли с ума с этой «паркеризацией»! Мы все-таки во Франции! Что бы вы сказали, если бы мы стали навязывать вам свои гастрономические предпочтения?
— Наверное, нам было бы только лучше! — ответил Дженкинс. — Вы умеете есть и пить, во всяком случае…
В то время как они потягивали вино на кухне, американец думал о том, насколько трудно ему будет продвинуть свое предложение в семье Грега, учитывая речь Дану против Америки и ее стандартов. Но так как он приехал сюда слушать, то воздержался от вступления в дискуссию с этим молодым человеком, который был ярким представителем современного крестьянского мира.
— Вы, американцы, другие, — произнес Дану. — Вы восхищаетесь нашим прошлым, нашими традициями, нашими старыми фермами, нашими коровами в полях и деревнями со старинными церквами. Вам нравится такая Франция — вечная, непоколебимая, словно находящаяся под стеклянным колпаком. Но мы уже иначе смотрим на вещи. Мы не хотим становиться индейцами и жить в отведенных нам для этого зонах. Если мы и защищаем ценности прошлого, это не значит, что мы хотим и сейчас жить в соответствии с ними. Современность нас тоже интересует. Мой отец покажет вам, на что мы способны. Вы другие, вы привыкли к огромным пространствам, где у каждого есть джип, чтобы ездить за несколько километров в город за покупками. Мы — полная противоположность. После войны сельская местность действительно очень опустела. Но сегодня тенденция полностью изменилась.
— То есть? — с интересом спросил Дженкинс.
Дану испытывал гордость от того, что может сообщить что-то новое иностранцу, который, как он знал, был дипломированным специалистом и обладал такими знаниями, о которых брат Грегуара мог только мечтать.
— Сегодняшняя Франция переживает новое и очень важное явление, которое в министерствах Парижа называют городской миграцией населения.
— Это значит, что…
— Что горожане больше не хотят жить в городе, они больше не выносят шума, грязи, насилия, безработицы, отсутствия безопасности для детей, покупки еды в гипермаркетах в пластиковых коробках, пробок на дорогах и рэкета на остановках. Они нуждаются в свежем воздухе и пространстве. Они хотят спокойствия,