Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– А ты попытайся.
– Наверное, я тот самый неофит, который пожелал быть святее Папы Римского.
Керн хмыкнул, снова кинув взгляд в сторону документов на столе, и осведомился уже серьезно:
– Ну, а после всего этого – отчего не ушел на более спокойную службу? Тебе не могли не предложить этого. Рассчитываешь поквитаться когда-нибудь?
– Нет, – коротко отозвался Курт и, набравшись смелости, спросил: – У вас были ранения на службе?
Обер-инквизитор мгновение сидел недвижно, глядя на него внимательно и придирчиво, и усмехнулся, откинувшись на спинку тяжелого
– Да, Гессе, ранения у меня были, и покушения были, и всякое бывало, и – я не ушел. Спроси почему – и я тебе тоже не отвечу… Ну, хорошо, Бог с этим… Тебя пристроили?
– Да, благодарю.
– Твое пребывание в общежитии Конгрегации не обозначает, что ты не имеешь права подыскивать себе жилье где угодно, – пояснил Керн, скручивая исписанные листы снова в свиток. – Правда, надо отметить, что оно в этом Вавилоне сейчас недешево, посему, предчувствую, делить комнату с твоим помощником тебе придется длительно. Кельн вообще довольно дорогой город и, если возникнут совсем уж неразрешимые проблемы со средствами…
– Благодарю, я вполне достаточен, – почти перебил его Курт; тот поморщился:
– А вот это, Гессе, брось. Мы не можем допустить, чтобы следователи Конгрегации шатались от ветра и провожали торговцев кренделями алчущими взорами. Посему, повторяю, если возникнут затруднения, не совестись обратиться. Понятно?
– Да, майстер Керн.
– Просто Керн, – поправил тот дружелюбно. – Не люблю разводить излишних условностей среди своих. Проще работать.
Курт кивнул, поднявшись, намереваясь уже испросить позволения уйти, когда дверь в небольшую комнату, озаренную холодным полуденным солнцем, растворилась без стука, и он обернулся, увидев худощавое лицо, явно разменявшее в давнем прошлом свои полвека; обронив взгляд в его сторону, лицо поинтересовалось у Керна, довольно невежливо ткнув пальцем в сторону вновь прибывшего:
– Это он?
– Курт Гессе, следователь четвертого ранга, – подтвердил обер-инквизитор и в свою очередь указал на лицо в двери: – Дитрих Ланц. Следователь второго ранга. Будешь служить под его руководительством.
– Добро пожаловать, – с наигранным радушием откликнулся Ланц и, снова смерив Курта уже более долгим взглядом, обернулся к начальству: – Может, взять его на допрос? пускай посмотрит, как люди работают.
– Кто там?
– Да все тот же. Соседи все подтвердили; буду дожимать.
– Понятно… – потемнев лицом, кивнул Керн. – Можно бы, не помешало б, но он только с дороги, дай парню перевести дух.
– Если позволите, Керн, я бы хотел… – вмешался нерешительно Курт, которому стало надоедать его наличие в разговоре лишь в третьем лице; тот посмотрел на него скептически:
– Уверен? Сразу в дело – не чересчур?
– Не в первый раз, – возразил он, и начальство снисходительно усмехнулось, махнув рукой.
– Иди. Но после – отдыхать, явишься завтра поутру.
Выйдя в коридор – полутемный, освещенный лишь местами – Ланц развернулся, торопливо сунув вперед открытую для пожатия ладонь:
– Дитрих. И на ты… – бросив мимолетный взгляд на скрипнувшую перчатку Курта, усмехнулся. – Стиляга… Идем. Стало быть, так, – на ходу давал
– Не родится, – тихо возразил Курт, и сослуживец снова обернулся с усмешкой:
– Скромность – это хорошо; однако ж, я слышал, на своем первом деле ты раскрутил крестьянский заговор?
– На первом и пока единственном, – откликнулся он неохотно. – И раскрутили там меня… Я не буду мешаться, Дитрих, не тревожься. Просто хочу увидеть, как все… на самом деле.
– Вот и увидишь. Я слышал, ты кельнец?
– De jure.
– Або’иген, стало быть, – хмыкнул тот, нарочито подчеркнуто проглотив «р»; Курт поморщился. – А говоришь, вроде, по-человечески?
– Кёльш из меня выбили в академии, – он вскользь улыбнулся. – В буквальном смысле. К тому же, я здесь не был десять лет.
– Вот оно что… А вот я тут уж почти втрое дольше, жена – местная, и все не могу привыкнуть… Ну, да ладно. Пока вкратце дело, чтобы ты не хлопал там глазами, как болван, – продолжил Ланц, снова ускоряя шаг. – Умерла девица; по всем признакам – от удушья, но не от удушения – следов на шее нет. Соседи видели парня у ее дома – в состоянии, я б сказал, нервозном. Однако его приятель клятвенно заверяет, что тем вечером и до самого утра тот парень был в его доме, пьян, как перевозчик, и не то чтоб по домам ходить, до нужника еле добирался. Все допрошены раз по десять, раздельно, и показания соседей сходятся в мелочах; сговориться они не могли – слишком все гладко, у них бы мозгов не хватило предвидеть такие вопросы.
– Id est,[67] он был в двух местах сразу?
– Пока выходит, что так. Парня крутим уже третий допрос, а он все поет одно – ничего не знаю, ничего не делал. Поначалу я на него особо не давил, хотел убедиться, что соседи не чернят его из личных резонов; сегодня всех опросил еще по разу – не врут, сволочи. Стало быть, можно взяться за него всерьез… Итак, – остановившись у тяжелой окованной двери, Ланц развернулся к нему, дирижируя своим словам указующим перстом, – твой третий сослуживец – следователь второго ранга, Густав Райзе. Подозреваемый – Йозеф Вальзен. Опять же, дабы не растерялся: у дальней стены стул, идешь сразу туда и…
– Сижу молча. Я понял.
– Тогда входи, абориген, – кивнул Ланц, растворяя дверь и проходя первым.
Комната, в которой оказался Курт, была обставлена именно с прицелом на ведение допросов – это он отметил сразу. Для допрашиваемого был установлен табурет – напротив высокого, внушительного стола, за которым восседал следователь, ровесник Ланца и даже в чем-то на него похожий; табурет стоял так, чтобы между ним и столом оставалось еще шага три. « Не помешает пройтись округ подозреваемого; это нервирует и сбивает с толку»; стало быть, этим здесь не пренебрегают…