Конкистадоры
Шрифт:
– И ты должен вернуться со мной в город, – деловито завершила она, складывая бумаги. – Глупо прятаться от проблемы. Ее все равно нужно решать.
– Здесь не нужно, – с улыбкой ответил я, обводя взглядом стены.
– Но тут невозможно жить, – бросила Александра, закрывая сумку. – Видишь, я даже вещей с собой не взяла. Твоя машина на ходу? Быстренько собирайся, мы еще успеем к вечернему поезду.
Я был ошеломлен таким напором. В глуши, где часы и минуты никакого значения не имеют, постепенно привыкаешь к другому ритму и к другим ценностям. Сейчас, вспоминая о своей городской депрессии и о стоянии
– Давай немного подумаем, – выдавил я наконец. – Это ведь не так срочно.
– Как раз срочно, у меня лекция завтра в полдень, – отрезала Александра. – И я не собираюсь ее отменять. Ну, собирай вещи! А эту, – она резко обернулась в сторону кухни и сделала гневный жест, – отпусти туда, откуда она явилась.
– Но я не могу так сразу!
– Тогда я уеду одна! Сегодня же вечером!
Я вышел в кухню и увидел мою дурочку, скорчившуюся на табурете перед окном. Она тяжело вздыхала, бессмысленно глядя на чисто подметенный двор.
– Ты все слышала? Поняла что-нибудь? – спросил я, останавливаясь у нее за спиной.
Кивок и новый вздох. Вздыхать она умела так выразительно, что это вполне заменяло ей речь.
– Получишь жалованье за полный месяц, и даже, – я заколебался, – еще за месяц вперед. Ведь я должен был предупредить тебя об увольнении. Вот, бери!
– А-оо… – простонала она, отворачиваясь от денег.
– Прекрати эту комедию!
Служанка упорно сидела ко мне спиной. Мне стало ее невыносимо жаль. Как видно, она была счастлива в моем доме, несмотря на все его убожество. Кто знает, что ждало ее в родной деревне? Побои, голод, унижения?
– Вечером возьмешь свой мешок и уйдешь отсюда, – повторял я. – Я уезжаю, тут никого не останется. Я уезжаю навсегда, поняла?
На пороге кухни появилась Александра.
– Да, не слишком много у тебя барахла. Я все уже собрала. Иди посмотри, может, возьмешь что-то еще?
Дурочка съежилась, услышав ее голос. Александра покачала головой, глядя на нее, и молча исчезла.
Через час мы с невестой слегка поссорились. Я попытался оказать сопротивление и уговорить ее повременить, хотя бы переночевать здесь. Дурочка слонялась по двору, то и дело закатывая глаза к небу, издавая скулящие звуки, – выла, как собака по покойнику. В ответ на мои робкие возражения Александра вспыхнула как порох, это за ней водилось:
– Я не собираюсь потакать твоим глупым фантазиям! Если ты не вернешься в город сейчас, не вернешься уже никогда!
– А может, мне и не нужно возвращаться, – я не сдавал позиций. – В городе я был болен, а тут, смотри, совершенно пришел в себя!
– Пришел в себя?! Ты так это называешь?! – возмущалась она. – Если общество этого кретинского создания тебе дороже университетских друзей и меня, тогда…
– Вовсе не дороже, просто я не могу вот так сразу…
Она махнула рукой:
– Как знаешь. Но я уеду, предупреждаю тебя! Уеду одна!
Тогда я предложил компромисс – она уедет сегодня вечером, а я последую за ней немного погодя. Она ведь должна понять, что я не могу бросить дом на произвол судьбы. Тут нужно кое-что починить, позаботиться о сохранности вещей, продуктов,
Услыхав про огород, Александра пришла в бешенство. Она выкрикивала, что я сошел с ума, что меня сглазили, наговорила множество оскорбительных вещей и наконец хлопнула дверью, уединившись в ванной комнате.
Я вышел в огород и начал выдергивать сорняки, чтобы успокоиться. Теперь в доме было тихо, на переднем дворе тоже. Такой тишины мне больше нигде не найти. Я поднял глаза и увидел двух птиц, лениво пересекающих бледное жаркое небо. Хотел ли я возвращаться в город? Должен ли был? Я уже и сам не знал.
Только через два часа, приведя в порядок несколько грядок, я решился войти в дом. Моя идиотка деловито копошилась на кухне, отскребывая от нагара старую кастрюлю. Ее котомка лежала в углу наготове.
– Где она? – спросил я.
Служанка грустно посмотрела на меня и указала пальцем в сторону калитки, видной из окна.
– Ушла?!
Та закивала и снова сгорбилась над кастрюлей. Я обежал дом, затем выскочил за ворота. Александры не оказалось нигде. Правда, багажа у нее с собой не было, одна дамская сумка, но как же она должна была рассердиться, чтобы уйти пешком, в такую даль, по дикой жаре! И даже не попросила подвезти ее до станции!
Я завел машину и бросился в погоню, но до самого поселка не встретил ни одного человека. Был самый жаркий час, все как будто вымерло. В поселковом магазине, стоявшем у дороги, мне сказали, что такой женщины не видели, но за это время мимо проехало два грузовика. Возможно, она была в одном из них. Я вернулся домой с тяжелым сердцем и накричал на мою бедную дуру, которая ровным счетом ничего не соображала и только жалобно попискивала, скорчившись в углу и обняв свою нищенскую котомку. Она вылезла оттуда только вечером, когда я зажег лампу и сел читать. Мне ничто не лезло в голову, и я волей-неволей смотрел на дурочку, уютно устроившуюся на полу у моих ног. Она радостно и виновато встречала мой взгляд и, не осмеливаясь нарушить тишину, еле слышно мычала. Совсем как прежде.
– Господи боже, – вздохнул я. – Ну чему ты радуешься, чему?
Звезды в эту ночь светили ярче обычного. Я вышел перед сном во двор и едва не ослеп – созвездия, казалось, опустились ниже и изменили свои очертания. Большая Медведица вытянулась в длину и сияла, как неоновая вывеска на казино. Звезды стали разноцветными, лиловатыми, розовыми, голубыми. Атмосферное явление? Моя дура, тоже заметив это, стояла на крыльце и радовалась, как дитя, хлопая в ладоши и глядя на небо. Со зрением, во всяком случае, у нее все в порядке.
Я намеревался уехать на другой же день, но не сделал этого. Спросите почему? На рассвете, когда я еще валялся в постели, нас опять посетил новый почтальон. Его встретила служанка, переговорила с ним за калиткой и с радостным лицом вернулась в дом. Когда я наконец встал, меня ждал сюрприз. Ей в кои-то веки удалось приготовить завтрак. Кусок зачерствевшего хлеба, который я три дня назад купил в лавке, и ломоть свежайшей жареной свинины. Я ел и таял от удовольствия.
– Молодец, – похвалил я ее. – Очень вкусно.