Конкуренты
Шрифт:
Впечатленный Смелков присвистнул. Бобров тоже бы присвистнул, так как знал насколько трудно рабу просто стать вольным человеком, а не то, чтобы так сказочно разбогатеть, однако промолчал и только вопросительно посмотрел на Вована. Тот понял правильно и продолжил.
— Так вот, этот Пасион был рабом Архестрата. Кто такой Архестрат и чем он у себя на родине был знаменит, не суть важно. Вроде он был банкиром и упомянутый Пасион у него работал. Но он у нас больше нигде не проходит. А Пасион, вот он. Его там все знали. По словам этих ханыг, его щупальца были раскинуты по всей Греции. Он тупо кредитовал клиентов с процентом по кредиту до тридцати.
— Так он наверно с обеспечением кредитовал? — сказал Юрка. — Иначе так влетишь, что потом только гребцом на триеру.
— Понимаешь, — сказал Вован. — Ему как бывшему рабу, принимать в качестве обеспечения недвижимость было нельзя. Ну, закон такой. Мы ведь тоже столкнулись. Так он брал обеспечение ликвидным товаром, в частности, зерном. Кстати, рассказывали, что он принял на себя поручительство за иностранца, который стрельнул бабки у одного грека, отправлявшегося в Пантикапей. А греку он поручил получить за него такие же деньги с его должника. В Пантикапее, прикиньте. Причем, не с самого должника, а с его папаши. Вот такая сложная финансовая операция. А залогом был груз зерна. И срослось. То есть удача чувака не оставляла.
— А чего же раб занялся таким выгодным ремеслом? — спросил Бобров. — И где в это время были всякие там Демокриты с Периклами?
— А вот тут еще одна особенность античного мира, — ухмыльнулся Вован и надолго присосался к кубку.
Оторвавшись, он окончил свою мысль.
— Оказывается свободным грекам заниматься этим просто западло. Поэтому сим, выгодным во всех отношениях, дельцем увлекаются в основном бывшие рабы и иностранцы.
— А чего это вы все на меня смотрите? — возмутился Смелков.
Ну, посмеялись и вроде забыли. А на следующий день Юрка еще до завтрака поскребся к Боброву. Бобров, в принципе, уже встал и даже надел спортивные штаны, потому что бродить по дому в хитоне считал не комильфо. Но негодница Златка приняла такую завлекательную позу, частично откинув одеяло для пущей эротичности, что он стал терзаться раздумьями. И тут принесло Смелкова. Юрка из-за двери потребовал немедленной аудиенции. Пришлось сделать в сторону Златки виноватое лицо и быстро выйти, пока она еще что-нибудь не придумала.
— Не мог подождать? — почти жалобно поинтересовался Бобров.
— Не мог. Не фиг сибаритствовать, дело надо делать.
— Ну и что у тебя за дело? — заинтересовался Бобров.
— Помнишь вчерашний рассказ Вована о трапезитах?
— Ну помню. И что с того?
— Как что? — удивился Смелков. — Ты, шеф, совершенно неделовой человек. Тут же пахнет большими деньгами. Вот скажи мне как на духу, много у вас сейчас наличности в серебре?
— Ну-у, — Бобров слегка замешкался. — Талантов одиннадцать будет. Но у нас же еще…
Юрка поднял руку.
— Достаточно. Остальное меня пока не интересует. Теперь скажи, найдется у нас подходящий раб?
— Юрик, — голос Боброва был пронизан жалостью, — Ты же знаешь, что у нас рабов нет.
Юрка досадливо поморщился.
— Да я, собственно, и не предлагаю стоять за прилавком в кандалах. Но есть же официально освобожденные.
— Да они все у нас официально освобожденные. Только поведутся ли они на твою авантюру?
Юрка только самодовольно хмыкнул. Бобров на это пожал плечами.
Нужный человек, вопреки ожиданиям Боброва, нашелся быстро. И это оказался не кто-нибудь, а заместитель Сереги по консервному делу. Серега рвал и метал. Он обещал закатать
Тем временем Смелков сам развил бурную деятельность. Он даже пропустил время возврата через портал и, не убоясь холодной воды, решил прожить в прошлом еще неделю. Что значит, дух стяжательства.
Устраивать новую контору решили прямо в Агафоновском постоялом дворе, который мало того что сам по себе был проходным местом, но еще и располагался почти в порту, то есть как раз там где было сконцентрирована торговая суть города.
Агафон, прежде чем дать добро, попытался выяснить, чем предполагаемая деятельность Боброва (а он прекрасно знал откуда у представленного ему несчастного Петра растут ноги) может быть выгодна лично ему. А когда выяснил, первым делом обругал себя разными нехорошими словами за то, что не смог додуматься до такого простого дела. Конечно, люди, дающие деньги в рост, в городе имелись, но длительное кредитование торговых сделок с ликвидным обеспечением и страховкой несло в себе элемент новизны. Агафон раскинул мозгами и велел закладывать повозку, чтобы ехать к Боброву проситься в долю. Вернувшись через час, он поспешил дать добро и даже выделил раба для мелких услуг.
Юрка не ограничился выбором места. Он провел маркетинговые исследования, то есть поговорил с купцами, провел рекламную компанию, которая заключалась не только в расклейке объявлений, но демонстративном заключении пары сделок (участники сделок были фиктивными) и выбил из Вована дополнительные сведения, которые тот успел прочно забыть. После этого он повесил все на Боброва, сделал народу ручкой и убулькал через портал на всю зиму.
Боброву это веселье было не особенно нужно, тем более, что Юрка затеял эту бодягу осенью, а зима на Понте традиционно пора штормов и ни один уважающий себя купец в море не попрется. Разве что самый отмороженный. Купцы сидят дома, подсчитывают выручку, пьют разбавленное вино и строят планы на будущее. Ну или увлекаются сухопутной торговлишкой. Со скифами, к примеру. Потому что с дикими таврами торговать это все равно, что плавать по зимнему Понту.
Бобров, однако, был человеком ответственным и подсознательно чувствовал, что Юркина затея не безнадежна, хотя, конечно, время для ее реализации выбрано не очень удачное. Тем не менее, механизм уже запущен и останавливать его это значит дать окружающим понять, что ты или несостоятелен или допустил ошибку, потому что не смог предвидеть и распланировать. Короче, Боброву не хотелось выглядеть в глазах все подмечающей публики полным лохом.
Поэтому он взял себе за правило навещать Агафоновский притон и интересоваться делами новоявленного «трапезита». Дисциплинированный парень, а других в поместье не было, сидел на месте под вывеской на древнегреческом, которая нагло гласила «Дешевые кредиты», и будучи грамотным, почитывал какой-то пустой романчик из запасов Златы. Бобров сделал ровно два рейса, а, приехав в третий раз, застал своего парня бойко объясняющим какому-то толстому греку суть кредитования по-бобровски. Грек задумчиво кивал и, похоже, склонялся к тому, чтобы попасть в кабалу, потому что Бобров мягко стлал, а вот спать было жестко. Правда, не всем.