Конкурс красоты
Шрифт:
Руки были все еще прикованы к креслу. Старлаб пару раз дернул.
— Сейчас, сейчас, не дергай!
Сверху, стуча по железной лестнице, спускался человек в красной кепке.
Старлаб узнал его: осветитель конкурсов, МНС. Оттопыренные уши.
— Не дергай, говорю, не глухой! — МНС пробирался к нему сквозь ряды, виляя спортивным задом.
Они сидели в кабинке осветителя, пили кофе.
— Ну ты спал, я понимаю! — говорил МНС, разворачиваясь в кресле.
— Где собаки?
— Кто? Забудь. Ты с самим
Старлаб поставил просвечивающий стаканчик на стол.
— Откуда... про Платона?
— Сверху сообщили. Знаешь, вообще-то это здорово. У нас тут ребята пытались, даже, знаешь, сеансы этого самого устраивали, я на одном был, и ничего, результат ноль. Вместо Платона, короче, тень какой-то старухи, стала жаловаться на пенсию. Мы говорим: а что, у вас там тоже пенсию платят? А она: да нет, не платят, и все такое.
— Постой, а где Тварь?
— Кто?
— Тварь. И Обезьяна.
МНС сделал круглые глаза.
8
До Конкурса оставалось несколько часов.
О том, что он будет участвовать, ему сообщили, как положено. Вошел голый мальчик, весь покрытый золотой краской. Крылышки за спиной. Колчан, стрелы.
МНС подавился кофе и заплевал им весь стол.
Мальчик стоял на пороге будки осветителя и, улыбаясь, целился в Старлаба.
Стрела пролетела криво и вонзилась в кресло. Золотой мальчик выругался. Заныл, чтобы на него не жаловались: стрелы некачественные. Старлаб пообещал. “Теперь воткните ее куда-нибудь себе, чтобы след остался”. Старлаб вертел стрелу. “Быстрее, мне фотографировать надо, все от краски чешется”, — приплясывал мальчик, осыпаясь позолотой.
Сфотографировав Старлаба со стрелой под мышкой, мальчик удалился. Голые пятки зашуршали вниз по лестнице.
“Прошлый раз был другой мальчик; наверное, тот уже вырос”, — сказал Старлаб и посмотрел на МНСа.
МНС водил тряпкой по столику и плакал.
Потом резко выпрямился: “Что? Что они в тебе нашли?”
Что они в нем нашли?
Он спрашивал себя об этом, когда его погнали в душ. Когда с него лепестками сходила двухдневная грязь. В соседних кабинках мылись другие претенденты. Один из них пел, и его песня порой звучала особенно проникновенно: вероятно, певец мылил пупок или другие отзывчивые к мелким банным шалостям места.
Замотавшись в пахнущую химикатами простыню, Старлаб думал: что они в нем нашли? Он должен быть счастлив. Он обязан задыхаться от счастья.
Нет, все было не так, как в прошлый его конкурс.
Проходя мимо кабинок, увидел в одной, приоткрытой, золотого мальчика. Потоки позолоты, смешанные с мылом, стекали и уползали в сливное отверстие.
— Как дела у того мальчика, который был до тебя?
Мыльное лицо уставилось на Старлаба.
— В порядке.
— Где он сейчас?
— Он умер.
Без золотой краски лицо мальчика стало пустым и заурядным. Старлаб отвернулся и пошел вдоль
— Вне очереди, вне очереди!
Его вели на эйдосографию. Очередь вздрогнула, посмотрела на него свинцовым взглядом и снова ушла в себя. Только чей-то старческий голос шлепнулся сзади, как мокрый недолетевший снежок: “Чтоб тебе на десять эйдосов меньше показало!”
В кабинете ругались. Голый мужчина с фигурой раскисшего Геракла стучал ладонью по столу: “Знаю я эти ваши приборы! Это не приборы, а мошенничество. Они у вас ничего не измеряют!”
— Не задерживайте очередь, — выглядывал из-за аппарата эйдосолог. — Занимайтесь спортом, ведите здоровый образ жизни.
— Я веду здоровый образ жизни, будь он проклят! Каждое утро холодный душ, потом — на зарядку становись! Раз-два, три-четыре, руки на пояс! Три-четыре!
— Не задерживайте очередь.
— Ну, измерьте еще раз! Ну, не может быть так мало, я же холодный душ каждое утро! Я же не хочу еще умирать, я же вокруг дома бегаю, все знают! В трех конкурсах красоты побеждал, в страже красавцев участвовал, психов ловил, и грамота есть, немного помятая, но утюгом прогладить можно… Ну, добавьте еще эйдосов, не могу я умирать! Кто мои цветы после смерти поливать будет, а?!
— Не задерживайте очередь…
Эйдосолог вышел из-за прибора и направился в соседнюю комнату. Остановился, внимательно посмотрел на кричавшего.
Старлаб узнал этот взгляд.
Взгляд, отличающий человека от животного. Взгляд, означающий: “Мы можем договориться” и прощупывающее многоточие в конце… Гуманный, сострадательный взгляд взяточника среди холодных приборов, стекла и бетона Центра эйдосографии.
И мужчина, все еще оглушенный собственным криком, тоже понял этот взгляд. Сутулясь, он бросился к эйдосологу… Старлаб видел, как они исчезли за ширмой, шепча и подмигивая друг другу, как любовники.
Через несколько минут Старлаб сидел, обмотанный проводами, и смотрел на трепетание стрелок. Ему было все равно, сколько он наберет этих эйдосов.
— Поздравляю, — эйдосолог отлеплял от него присоски датчиков, — прекрасный результат. Просто прекрасный.
Старлабу казалось, что изо рта эйдосолога вылетают синеватые мухи и кружатся по комнате, наполняя ее радостным жужжанием.
— Наш город находится ы центре мира. Ы нем жиыут люди разных профессий. Ыокруг города много зелени: лесоы, полей, рощ и паркоы. Понятно?
НС в сияющем золотом пиджаке сидел напротив него. Свежий, спрыснутый, завитой, как баранчик. Зеркально выбритые щеки отражают сиянье рампы.
Старлаб стоит, поеживаясь. Он уже ни о чем не думает. Мыслей нет. Смылись в душе, состриглись, высосались депилятором, сломались под пальцами массажиста.
— Понятно? — переспрашивает НС. — Это все, что вам нужно рассказать наизусть. Остальное, то, что вам поведал Платон, вы прочтете по бегущей строке. Есть вопросы?
— Почему там столько Ы?