Конрад, или ребёнок из консервной банки
Шрифт:
— Куда?
— К чертовой матери! Туда, где и тот, что записан в метрике его отцом.
Человек в комбинезоне вытянулся, но от этого не стал намного выше.
— Вы не должны были допустить этого! — воскликнул он. — Ведь это собственность нашей фирмы.
— Допустить, допустить! — фыркнула Берти Бартолотти. — Нашлись меня умнее! Сначала присылаете то, что мне не нужно и что я не просила, а потом приходите и раздражаете меня.
— Вы заявили в полицию, что у вас произошла
— Послушайте-ка, вы, недомерок! — Берти Бартолотти подошла к мужчине. — Кто будет заявлять в полицию, что у него пропало то, что ему не нужно? А теперь уматывайте отсюда вместе со своей фабрикой, чтобы я вас не видела! Зануда!
Человек в комбинезоне отшатнулся, схватил свою банку и бросился по лестнице вниз.
— Вы еще о нас услышите, будьте уверены! — крикнул он на лестнице.
Госпожа Бартолотти закрыла дверь, подошла к окну в гостиной и выглянула на улицу. Она увидела, как мужчина с банкой выбежал из дома, сел в голубую машину и поехал.
— Но они еще придут, деточка моя, — сказала госпожа Бартолотти сама себе. — Непременно придут.
Вернувшись в полдень из школы, Кити Рузика заявила матери, что она очень спешит, должна бежать к своей подружке Анни Маер. Анни в арифметике темная как ночь и нужно помочь ей выучить таблицу умножения.
— Хорошо, что ты ей помогаешь, — сказала госпожа Рузика. Она сразу поверила дочери, потому что Анни Маер правда была в арифметике темная как ночь, а Кити почти никогда не врала. — Не сидите там допоздна, — предупредила она дочку.
— Ну, пока Анни выучит умножение на три и четыре, то будет не меньше шести или полседьмого, — сказала Кити.
Конрад переночевал на кровати господина Эгона, а сам господин Эгон постелил себе в гостиной на диване. До обеда Конрад учил новые слова, в этот раз из тома «Бук — Дунай». Потом выучил на память умножение всех чисел на 49, аж до 49x49, и умножение всех чисел на 63, аж до 63x63. В полдень господин Эгон закрыл аптеку, поднялся по винтовой лестнице и сварил густой манной каши с корицей и сахаром. После каши они выпили витаминизированного морковного сока.
Теперь господин Эгон снова был внизу в аптеке. Кити сидела с Конрадом за большим столом в гостиной и убеждала его:
— Конрад, это же так просто! Все воспитание сводится к одному: когда ребенок делает что-то хорошее, его хвалят, а когда он делает что-то плохое, его либо ругают, либо не обращают на него внимания. Итак, за хорошее хвалят, за плохое ругают, понял?
Конрад кивнул.
— А чтобы переучить тебя, мы будем делать то же самое, только наоборот. Итак, за плохое будем хвалить, а за хорошее будем наказывать.
Конрад понял и это.
— А чтобы переучить
— …которых требуют чрезвычайные обстоятельства, — перебил её Конрад.
— Именно так! — сказал Кити.
— И что же я должен теперь делать? — спросил Конрад.
— Теперь ты произнесешь все ругательные слова, какие знаешь.
— Я не знаю никаких ругательных слов.
— Неправда, — возразила Кити. — Флориан так часто называл тебя всякими словами, что ты какие-нибудь да должен был запомнить!
Конрад покраснел.
— Да запомнил, но я такие слова не могу произнести. Мне сжимает горло, и они застревают там.
— Говори вперемешку, одно хорошее слово, а одно ругательное! — предложила Кити.
— Любезная госпожа, — начал Конрад и вскрикнул: — Ой!
Вскрикнул потому, что Кити уколола его шпилькой в руку. Это был один из способов переучивания.
— Бо… — снова начал Конрад, но не договорил, слово застряло у него в горле. — Бо… — еще раз попробовал он.
Кити подбадривающе кивнула ему и шепнула:
— Пробуй до тех пор, пока не скажешь.
— Бо… бо… бо… болван! — выдавил наконец из себя Конрад.
Кити наклонилась и поцеловала его в щеку. Конрад радостно улыбнулся.
— А теперь говори вперемешку: «болван» и «любезная госпожа»! — велела Кити.
Конрад послушался. После каждого «любезная госпожа» Кити колола его в руку, а после каждого «болван» целовала в щеку.
Через десять минут Конраду расхотелось говорить «любезная госпожа». Он говорил лишь «болван, болван, болван» и после каждого слова получал поцелуй.
— Молодец, Конрад! — восхищенно воскликнула Кити. — Ты усваиваешь науку на удивление быстро!
И она устроила ему первый экзамен. Он подошел к телефону и набрал номер наугад: 25–79–51.
— Губер слушает, — отозвался голос.
Конрад сглотнул слюну, горло его сжало, на лбу выступил пот.
— Ну, говори уже! — шепнула Кити.
— Извините, — сказал Конрад в трубку.
Тогда Кити поднесла ему шпильку к самому носу. Конрад закрыл глаза, еще раз сглотнул слюну и сказал в трубку:
— Вы болван! — и положил трубку.
Кити за это поцеловала его в обе щеки. Она решила, что на сегодня науки уже хватит и теперь можно играть.
— Ты принесла викторину?
— Нет, мы будем играть в рисование на стенах, — сказала Кити и сунула ему в руки красный и зеленый мелки.
Конраду, конечно, не хотелось рисовать. Он считал, что господину Эгону это не понравится.
— Не думай ты про этого Эгона, — сказала Кити. — Лучше подумай, какие цветы ты бы хотел нарисовать.