Консервация ненависти
Шрифт:
– Как примитивно. Скажи еще, водку под соленые огурцы.
– Под малосольные, и не огурцы, а огурчики. Обычная закуска.
– Вот-вот. Нет бы сказал, сейчас бы с красивой женщиной, в уютной теплой квартире за бокалом мартини, при свечах…
– Ненавижу мартини. И вообще пью только водку. Ладно. Допивай кофе, а я пойду – машину откопаю. Снега перелопатить придется – горы. Да еще сугробы, что с трассы навалили.
– Узбека заставь.
При магазине работал узбек – Марат.
– Ему и без меня работы хватает.
Бакаров
– Ты сейчас на Марата похож, – засмеялась кассирша.
– Это комплимент?
– Угу! Комплимент.
– Благодарю.
Павел вышел на улицу. Метель прекратилась, небосклон прояснился и был покрыт мириадами звезд. Он откопал от снега недавно купленный «Форд» и вернулся в магазин. В кабинете Марин травил анекдоты, Виктория от души смеялась.
– Подвезешь до дому? – спросила она.
– А как же твой ухажер, что всегда заезжал за тобой?
– Нет, Паша, больше ухажера. Был, да весь вышел.
– Дала ему отставку? Или сам отвалил?
– Какая разница? Главное, теперь я опять свободная женщина.
– По-моему, ты всегда была свободна.
– Нет, не забывай, что у меня двухлетний стаж замужества.
– Как я забыл! Если хочешь, чтобы я подвез тебя, то давай быстренько собирайся.
– Я мигом. – Виктория поднялась и ушла в подсобку.
– Может, я тоже поеду? – спросил Марин.
– Тебе не кажется, Слава, что ты последнее время начал борзеть? То у тебя утром стоматолог, то днем тетушку встретить надо. Здесь работа, Слава.
– Понял, не продолжай. Работа есть работа. Вывожу остатки.
– Вот это правильно. До завтра. Не забудь поставить магазин на сигнализацию.
– Счастливо.
Бакаров попрощался с продавцами, вышел из магазина, сел в «Форд», завел двигатель. Обогреватель быстро нагрел салон. Вскоре на место переднего пассажира села кассирша в норковой шубе и, хлопнув дверкой, бросила:
– Можем ехать.
– Разрешаешь?
– Паш?! Не цепляйся к словам!
– Поехали.
Бакаров вывел «Форд» на окружную дорогу и повел автомобиль к повороту в город. Через полчаса он остановился у девятиэтажки, где проживала Андреева.
– Может, зайдешь? На чашку кофе, – многозначительно взглянула на Павла Виктория.
– Скучно без ухажера?
– Одиноко, Паша. Да и тебе торопиться некуда.
– Почему ты так решила?
– Жены у тебя нет, насколько я знаю, любовницы тоже. Так что дома тебя никто не ждет, а водка и у меня есть. Правда, без малосольных огурчиков, на закуску и пицца пойдет. Есть и коньяк, хотя ты же ничего, кроме водки, не пьешь. Зайдешь?
– Нет!
– Я тебе не нравлюсь?
– Вика! К чему этот разговор? Ты знаешь мое отношение к тебе. И потом, – улыбнулся Бакаров, – как говорят умные люди, не люби, где живешь, и не живи, где любишь. Это касается и работы.
– Скажи, Паш, а тебе вообще нужна хоть иногда женщина? Или в армии все желание потерял?
– Позвони-ка
– Обойдусь без советов, солдафон бесчувственный. До свидания.
Андреева вышла из машины, с силой захлопнув дверку, и, путаясь в длинных полах шубы, неуклюже пошла по еле заметной тропе к подъезду.
Бакаров посигналил ей, на что Вика только отмахнулась рукой, едва не упав в сугроб. Павел улыбнулся и поехал к себе. Он жил неподалеку, на Промышленной улице, тоже в девятиэтажном доме. Поставил свой автомобиль у парикмахерской и поспешил к подъезду. На улице вновь поднялся ветер, стемнело, видно, недалеко ушла от города метель.
В подъезде, как ни странно, почти на каждом этаже горел свет, но зато не работал лифт. Хорошо, что жил он на четвертом этаже. Поднялся, проверил почтовый ящик, в нем лежали рекламные буклеты и газеты местного отделения одной из политических партий, не скупившейся на средства для информационного обеспечения своих потенциальных избирателей. Павел бросил макулатуру на подоконник и пошел дальше. На площадке между третьим и четвертым этажами он неожиданно увидел незнакомую женщину и удивился. «Странно, женщина одна в подъезде?» Впрочем, его это не касалось, может быть, она ждала кого-то. Он начал подниматься по пролету, как услышал сзади женский голос:
– Извините, мужчина, не могли бы вы дать мне стакан воды?
Бакаров обернулся, глядя на красивое, но какое-то уставшее и неестественно румянившееся лицо молодой женщины.
– Воды? Без проблем. Пойдемте, я на четвертом этаже живу.
– А супруга не приревнует?
– Нет.
Женщина пошла за ним, было заметно, что ей холодно и шаги даются с трудом. Обратил Павел внимание и на тонкие то ли колготки, то ли чулки, явно не подходящие к зиме. Но и это его не касалось.
Он открыл дверь, включил в прихожей свет.
– Проходите, присаживайтесь, – указал он женщине на пуфик. – Вам простой воды или минеральной?
– Любой!
– Дверь закройте!
Женщина захлопнула дверь.
Павел принес стакан кипяченой воды. Она взяла его трясущимися руками и судорожными глотками выпила почти весь.
– Ты больна? – спросил Бакаров.
– Наверное, да, знобит сильно.
– А чего же одета не по сезону?
– Разве не видно, кто я?
– Не видно. – Он приложил руку к ее лбу. – У тебя жар, дорогуша. А ну-ка, вставай да снимай шубейку.
Женщина поднялась и тут же пошатнулась.
Павел поддержал ее, помог снять шубку, под которой оказалось черное короткое платье, а затем провел в комнату и усадил в кресло:
– Посиди!
Разобрал диван, застелил белье, из нижнего ящика мебельной стенки достал теплое ватное одеяло.
– Раздевайся и ложись.
– Вы оставляете меня у себя?
– Нет, выгоню больную на улицу.
– Но я… я не смогу обслужить вас.
– От тебя этого не требуется. Раздевайся и ложись!