Константинополь Тихоокеанский

Осадчий Алексей

Неожиданно хорошо работал самый первый проект Константина — «Завод железных изделий К. Кузнецова». Получив огромные деньги от енисейских золотопромышленников я и забыл о заводике, просто велел управляющим, братьям Краузе, то ли немцам, то ли швейцарцам вести дело честно, прибыль, коль таковая появится пускать на расширение производства. Надобность в сельхозинвентаре в России огромная, а если уж получилось наладить выпуск качественной продукции — так тому и быть.

Краузе быстро «въехали» в переселенческую тему и повезли косы, пилы, топоры, лопаты в Москву. В старой столице «общество» подражая цесаревичу Александру и его супруге, принимало деятельное участие в помощи переселенцам, снабжая уходящих на Амур всем необходимым.

И тут весьма кстати открылась лавка хозяйственных товаров «Константина Кузнецова». И пусть цена была повыше чем у конкурентов, закупиться непременно у «К. Кузнецова» считалось хорошим тоном. Управляющие докладывали, что в Москве выручка втрое превысила питерские обороты. В ответ потребовал продолжать в том же духе, не снижая качества. И даже если продажи упадут — объёмы не снижать ни в коем случае — работать на склад. Ничего, выдержит мой кошелёк. Тем более сибирские золотодобытчики воодушевились и возгордились партнёрскими отношениями с царским сыном, «положили» на губернскую администрацию и наращивали добычу, открывая новые и новые прииски. Жаль, что енисейское легкодоступное золотишко быстро иссякнет. Ну так есть и калифорнийский проект. А потом и Аляска.

Честно говоря, даже и не планировал расширять российские владения в Калифорнии, прекрасно понимал — штатовцы, как только нахлобучат мексиканцев, займутся и фортом Росс. Противостоять напору америкашек, поддерживаемых французами и англичанами будет очень сложно. В лучшем случае достойно продадим колонию и переберёмся на Аляску — оттуда-то не уйдём ни за что. А пока надо «внедрить» кержаков, умеющих отыскать и втихую от власти мыть золото, к товарищу Саттеру. Их даже и оставить можно будет в Калифорнии, — живут себе русские люди, с царём разошедшиеся по вопросам веры и пусть живут.

Особой разницы между «северянами» и «южанами» я не видел, по сути и дикси и янки — наши враги и в грядущей гражданской трудно будет определить, кого поддерживать. Да к тому же, если удастся «перевести стрелки» и избежать вступления России в войну с половиной Европы очень может оказаться, что Николай Павлович проживёт много больше чем в ТОЙ реальности. А что — здоровье у императора богатырское, режим блюдёт, заня любимым делом — по Божьему повелению управляет державой православной. Вот смеху то будет, если крепостное право отменит Николай первый.

Да, «крепостной» вопрос государь рассматривает серьёзно, слишком уж обнаглели помещички, закладывая-перезакладывая имения, не желая хозяйствовать. Но жить хотели хорошо, в долги залазили, шли на подлог, на преступления. Героические офицеры гвардии стареньких дядюшек-тётушек «заказывали», чтоб наследство поскорее получить — куда там Раскольникову. Такие вот — «господа офицеры, голубые князья». Отец искренне печалился о падении нравов среди дворянства — главной опоры трона, давал поручения брату, ответственному теперь ещё помимо множества иных дел и за «раскрепощение» Руси.

Что нравится в Николае Павловиче — думает государь о преемственности власти, «натаскивает» детей с малых лет. И не просто чтоб получили хорошее образование — ещё и нашли дело по душе, и служили отечеству, занимаясь любимым делом, всего себя отдавая России. Для брата Саши отец определил строительство железной дороги Петербург-Москва, чтоб посмотреть как справится наследник, руля огромными людскими массами и финансовыми потоками. Второго сына, моряка, император погнал «поостудиться» на Тихий океан. А тот возьми да и ввяжись в авантюру, — у ослабшего Китая изрядно территории «откусил». Вроде бы и дело хорошее и государству польза, но за своеволие Константину здорово в письмах досталось. Ладно, переживу, главное — обратно в Питер не повезли, превратились бы вмиг финляндцы из охраны в конвой, делов-то. А сейчас на Дальний Восток — идёт помощь, хоть и не так много как хотелось бы. Но — семь-восемь тысяч линейной пехоты, которая вот-вот подтянется, весомый аргумент в

спорах с цинцами. Казаки уже освоились на Амуре, промышляли контрабандой, слали письма на Дон хвалясь удалью и оборотистостью. Я не препятствовал — чем больше наживутся станичники, тем сильнее похвастаются, тем больше братьев, друзей перепишутся из донских в амурские казаки. Кстати, «константиновцы» учудили. Знали, что проеду по тракту, решили угодить. И на полверсты у ручья, там где песок и галька мелкая были, отсыпали вполне приличную дорогу. Я даже остановился, настолько разительный контраст был с иными участками тракта.

— И долго мучились, — вопросил я станичного атамана.

— Дак чтоб ваше императорское высочество порадовалось, никаких трудов не жалко.

— Эх, Семён Петрович. Да глаз то порадовался — вот такой и должен быть тракт на всём протяжении. Только какой смысл так гробиться, пыль мне в глаза пуская? За то время, что здесь положили — вёрст бы двадцать просеки прошли. А сейчас проскочим эти полверсты и дальше снова продираться по тропе?

— Ваше высочество, дак попробовали — понравилось, теперь будем делать только так. Чтоб на века.

— Время дорого, атаман, лучше плохонькая дорога, но на восемь сотен вёрст, чем тридцать вёрст прекрасного тракта, упирающиеся в непроходимую тайгу.

— Так-то оно так.

— Вот и не спорь, Семён Петрович — сам понимаешь, как важна дорога от Владивостока до Амура. Маньчжуры не успокоятся, так и будут шайки засылать. А манёвр крупными отрядами возможен только при наличии дороги.

Внезапно вспомнил, как отец волевым решением принял ширину железнодорожной колеи отличную от европейской, чтоб, довелись война, вражеские корпуса топали по просторам России матушки на своих двоих, как великая армия Наполеона. Рассказал атаману.

— Такую махину в наших краях нескоро заведём, — убеждённо отвечал казак, — сколько ж чугуна на эти самые дороги потребуется. Мужики, такая сволочь, всё же поразграбят — стражников не напасёшься.

А вот тут да, проблемка. Александр писал как об анекдотах, про «растаскивание» с «чугунки» шпал и гаек — всё ж «общее», значит можно. Пришлось указать брату на серьёзность проблемы — крушение поезда есть акт террористический и всякий хоть гайку скрутивший должен быть осуждён и отправлен на каторгу. Разумеется, к нам, на Амур. Цесаревич проникся (с его-то богатым воображением представить крушение царского поезда — раз плюнуть) и составил доклад государю, а тот разразился страшным указом, приравнивавшим расхищение имущества железных дорог к злоумышлению на царскую фамилию…

— Да, нескоро. А только представь, атаман — сел в поезд и за две недели до Петербурга домчал.

Станичников очень интересовали переговоры с китайским правительством по разграничению территории. Захват лугов и пастбищ на правом берегу Амура шёл на всём протяжении реки. Я обещал тридцать-пятьдесят вёрст правобережья «забрать под Россию», но сложно, сложно будет такое провернуть. Уходить с Амура маньчжурская династия не хотела категорически. Могут и войну развязать, опираясь исключительно на личные дружины маньчжурских князей. А с нашим малолюдьем не особо то и повоюешь. Нет, на море мы китайцев даже «Авророй» и «Дианой» расколотим в пух и прах, но по дальневосточной тайге гонять вражеские отряды, удовольствие то ещё…

В августе до Константиновской добрались первые «ласточки» — батальоны призванные нести службу на Дальнем Востоке. Всего таких батальонов сформировали восемь и сейчас они прилежно маршировали, растянувшись по сибирским просторам. Пройти в неделю за двести вёрст, с батальонным обозом, да так чтоб телеги не развалились, не отстали — результат неплохой. Но это, конечно не казаки одвуконь, тем сам чёрт не брат, только и гонят вперёд. Одно плохо — казаки приходили на Амур, там где осели их друзья и родственники, на Сахалин желающих отправиться попросту не было. Хоть остров и не обрёл славу каторжного.