Конституция дагестанца
Шрифт:
– Почему? – насторожился Микоян.
– Я целый час руку поднимаю – опускаю, поднимаю – опускаю. Разве это не гимнастика?
И это ему простили!
Но когда на правительственном банкете в Кремле по случаю юбилея Октябрьской революции Расул поднял тост «За дагестанский народ, предпоследний среди равных», а на вопрос: «Как это могут быть среди равных предпоследние?» ответил: «Последние у нас – евреи», это ему уже простить не смогли! На него так обиделись, что даже исключили из членов Президиума. Но через какое-то время вернули, – видимо, поняли, что без Расула Гамзатова на Президиуме очень скучно.
Многое из сказанного Гамзатовым стало афоризмами. Упомяну только последний:
«Дагестанцы, берегите эти бесплодные голые скалы: кроме них, у вас ничего нет!».
В прошлом году в Германии, в Мюнстере, умерла моя учительница
В 1940 году в ИИФЛИ поступила учиться и Софья Оскаровна. Родилась она в Баку, в семье известного аптекаря, который дружил с отцом Генерального Прокурора СССР, академика Вышинского. Но как разошлись дороги их детей! Софья Оскаровна вышла замуж за молодого преподавателя ИИФЛИ по фамилии Пастернак. В 1941 году в июне, сразу же после начала войны, он добровольцем пошел на фронт, и в сентябре этого же года погиб на фронте. Свою молодую жену, которая была в положении, он отправил в начале августа к своим родителям, в Украину, в Днепропетровск. Не доезжая до него, поезд попал под авианалет, Софья Оскаровна вынуждена была бежать через пшеничное поле. Случился выкидыш. Пешком добралась она до Днепропетровска, где уже были немцы. Она выбросила свой паспорт, в котором была запись о том, что она еврейка, и стала выдавать себя за армянку. Муж сестры ее мужа оказался негодяем, он сразу же стал служить в полиции и постоянно говорил в присутствии моей учительницы:
– Чую я, что Софа – жидовка!
А потом, рассказала Софья Оскаровна, она не выдержала ужаса ожидания беды и бежала в лес. Но голод заставил вернуться к людям, она попала под облаву, и ее отправили на поезде на работу в Австрию, где она и провела, работая на фабрике, все годы войны.
До последних дней своей жизни она оставалась моей учительницей. Поразительно, но она лучше меня, живущего в России, знала обо всех литературных новинках и театральных постановках, которые стоило посмотреть. В сентябре прошлого года, уже после ее смерти, я получил от нее последнее письмо, в котором она советовала мне прочитать «Зеленый шатер» Л. Улицкой. И я понял, почему этот роман оказался ей столь близок. В нем идет речь о школьном учителе, фронтовике, который в 1940–41 годах учился в ИИФЛИ. В конверт вложена фотография, на заднем плане старенький советский проигрыватель и большая пластинка с записями песен на стихи Расула Гамзатова, с его фотографией и с дарственной надписью моей учительнице. Вот что написано в этом письме:
«Недавно моя бывшая коллега, сейчас работающая в Министерстве культуры Дагестана, прислала мне газету «Дагестанская правда: Литературный Дагестан», выпущенную к годовщине смерти Расула Гамзатова. Большую часть газеты занимают воспоминания об отце младшей дочери Расула – Салихат. Есть еще много интересного о литературной жизни республики, о развивающейся, несмотря ни на что, культуре нашего горного края.
Я прожила в Дагестане 43 года, полюбила его добрый гостеприимный народ и страну, где на моей памяти не было никаких этнических конфликтов, а лично ко мне было прекрасное отношение, любовь и уважение моих учеников, которым я отдавала всю свою душу. Именно поэтому так больно бывает читать и слышать по ТВ о терактах и всяких спецоперациях, сотрясающих нашу республику, где у меня остались близкие люди и задушевные друзья. И так радует любое сообщение о положительных явлениях в жизни Дагестана.
Я знаю, как дорога тебе память о Расуле Гамзатове, как много интересных материалов о нем собрал лично ты. Поэтому
А вот письмо, написанное Софьей Оскаровной в ноябре 2010 года с ее воспоминаниями о Расуле Гамзатове и семье Гамзатовых:
«Да, это был замечательный человек (о его поэтическом даре столько сказано, что повторяться не следует). Но о его человеческих качествах можно говорить и вспоминать много и долго. Я приведу лишь один факт, касающийся лично меня. В 1972 году в Ленинграде умерла моя сестра. Я вернулась в Махачкалу после похорон измученная душевно этой неожиданной потерей. А через пару дней после моего приезда мне привезли новую книгу стихов Расула с очень трогательным автографом (книгу эту я привезла сюда, в Германию). А что касается нападок на него, связанных с его постом председателя Союза писателей Дагестана, то и об этом знаю – увы! не понаслышке (из этических соображений пропускаю одно предложение – Г. Г.). Мне об этом рассказывала мать Джеммы – Зумрут Запировна (Джема – дочь Магомеда Саидовича Юсупова, брата Патимат, жены Р. Гамзатова)».
Я не стану приводить письмо полностью, хотя в нем и есть важная информация и о Расуле, и о его всепрощающей доброте. Время не настало публиковать письмо полностью…
Но далее в письме есть еще вот что: «Много сделал Расул, чтобы помочь профессору Махачеву, оболганному клеветником 3. (я думаю, ты знаешь эту историю), даже отдал свою дочь Патимат за сына Махачева, Османа. Я была на этой свадьбе и должна сказать, что многие, кого я знала, в трудное время отвернувшиеся от Махачева (мне рассказывала Ольга Владимировна Клоцман, член райкома партии, где разбиралось «дело» Махачева), на свадьбе выказывали ему уважение и расточали хвалу. Конечно, после этой свадьбы все переменилось: профессора восстановили в заведовании кафедрой в Дагмединституте, вернули все почести, и прекратилась бессмысленная травля человека за то, что он, будучи ребенком, высланным в 30-е годы с «кулаками»-родителями, скрыл от партии этот факт… Вспоминая сейчас эти страшные времена, я понимаю, как много доброго сделал людям Расул, не боясь критики «сверху». Воистину, великий был человек».
Я не стал приводить фамилию человека, который послал «сигнал» в обком КПСС о М. Махачеве, все-таки у него есть дети, надо уважать их память. Но это, видимо, был один из тех «слишком идейных» товарищей, о которых Расул написал в «Моем Дагестане», что и было исключено цензурой в русском переводе, но сохранилось, к счастью, в переводе повести на лакском языке.
И еще одно письмо Софьи Оскаровны, 2005 года: «Что же касается моих воспоминаний о Расуле Гамзатове, то я с ним не очень часто общалась, больше времени я проводила с его женой Патимат, так что, к сожалению, кроме своей статьи-некролога по случаю его смерти, опубликованной в местной газете для русскоговорящих читателей, мне к твоему сборнику добавить нечего. Те немногие встречи с ним у нас в школе и у него дома не оставили ярких воспоминаний».
Воспоминания о последних встречах
Повторяюсь, слишком часто мои беседы с Расулом Гамзатовичем проходили на больничном фоне, чаще всего в Диагностическом центре на Воробьевых горах. Но было и одно исключение: 3 января 2003, в год 80-летия поэта, я со своей женой Зумруд был в гостях у него, на ул. Абубакарова. В канун нового, 2003 года – года Козла – по центральному телевидению был показан репортаж из Дагестана. Диктор, комментируя красивые горные пейзажи с отарами овец, сказал, что Дагестан – это республика, где баранов больше, чем людей. Мы вместе посмеялись над этим достижением.
Потом разговор приобрел серьезный характер. Я сказал Расулу Гамзатовичу, что можно было бы создать общественный комитет по его выдвижению на Нобелевскую Премию. Изложил свои аргументы: Гамзатов в последние годы своего творчества разработал совершенно новую для мировой поэзии тему, он показал глубины духовного мира человека, которому много лет, который устал, потерял любимую жену, многих друзей, но не готов, тем не менее, покинуть мир.
Уходит, уходит, кончаетсяИзраненный войнами век.Но лодочка жизни качаетсяЕще в ледяной синеве.