Конституция в Иране
Шрифт:
– Послушай, Парниса, ты совсем свихнулась.
– Почему, братец?
– удивилась Парниса.
– Глупышка! Где это видано, чтобы из Ирана сюда присылали конституцию?
Парниса стала возражать:
– Почему ты так думаешь, братец? Разве уж так далеко до Ирана, чтобы нельзя было прислать? Селение Арабляр на берегу Аракса, совсем близко, каких-нибудь три-четыре дня пути.
– Арабляр то недалеко, но как пришлют конституцию от-туда?
Парниса стала сердиться:
– Ах, братец, ради аллаха, не говори так! Отлично могут прислать. Почему бы и нет?
– Ну, ладно. Завтра я отдам его прочесть. Пусть Мамедали пошлет, и ты сама убедишься, что я прав! Где это слыхано, чтобы из Ирана возили сюда конституцию? Оттуда доставляют хну, сабзу, очищенный миндаль, табак, чай, опиум и прочие подобные товары, но за всю жизнь я ни разу не слышал, чтобы оттуда привозили конституцию. Никогда и не торговали таким товаром...
Немного подумав, Парниса снова попросила брата, чтобы он нашел кого-нибудь, кто сможет прочесть письмо, и брат обещал завтра же исполнить ее просьбу.
На следующий день Кербалай-Рза отнес письмо к Молла-Оруджали. Года два назад этот Молла-Оруджали открыл здесь свою школу и, набрав с десяток учеников, обучает их грамоте.
Молла-Оруджали взял письмо, внимательно вгляделся в почерк и сказал:
– Это письмо написано почерком "тарассул", притом очень неразборчиво. Я этого почерка не читаю. Попроси кого-нибудь другого, кто знает.
Кербалай-Рза отнес письмо к учителю русско-азербайджан-ского училища Мирза-Гасану, который окончил учительскую семинарию и преподавал азербайджанский язык.
Поглядев на письмо, Мирза-Гасан проворчал:
– Чтоб отсохли пальцы у того, кто это писал. Почерк такой мелкий и неразборчивый, что ничего не поймешь...
Получив такой ответ, Кербалай-Рза не знал уже, к кому обратиться. Тут он вспомнил про Мешади-Гусейна, который хотя и торговал восточными пряностями, но слыл за очень уче-ного человека, любил рассуждать о шариате, философии и про-чих умных вещах. Слушая его, Кербалай-Рза всегда говорил про себя: "Ну, и ученая же голова этот Мешади-Гусейн".
Когда Кербалай-Рза подошел к лавке Мешади-Гусейна, тот отпускал покупателю леденцы и назидательно рассказывал:
– Покойный дед мой, да благословит аллах твоих покой-ников, беря меня в малолетстве на руки, говорил отцу: "Сын мой, Кербалай-Исмаил, береги этого мальчика, глаза его излу-чают свет науки, он станет ученым". Теперь я убеждаюсь в мудрости дедушки, который еще тогда предвидел мое будущее. Но наука не лезет сама в голову человеку, науку надо изучать, надо кости на этом деле поломать, без этого ничего не выйдет! Пока одолеешь науку, успеешь изрыгнуть молоко матери. Ес-ли б ты знал, какой ценой досталась мне эта наука, сколько меня били по пяткам, сколько колотили, все глаза на ней ис-портил и только после стольких мучений выбился наконец в ученые. Да, милый мой, это не шутка! Кроме того, надо иметь способности, талант надо иметь. Не всякий, кто учится, может стать ученым.
Кербалай-Рза шагнул через порог и, воспользовавшись пау-зой,
– Дядя Мешади, да благословит аллах память твоего ро-дителя, прочти, пожалуйста, что здесь написано.
Отпустив покупателя, Мешади-Гусейн внимательно посмот-рел на письмо.
– Кто это писал?
– спросил он.
Кербалай-Рза не знал точно, кто его написал.
– Должно быть, писал молла, что сидит перед мечетью.
Начало было написано по-персидски и более или менее раз-борчиво.
"Во-первых, главное наше пожелание, чтобы вы были живы и здоровы, а во-вторых, если вам угодно будет знать здешние новости, то, слава аллаху, все мы живы и здоровы и молимся за вас, и нет у нас иной печали, кроме разлуки с вами. Да поможет нам творец вселенной поскорее лицезреть вас! Аминь, всевышний аллах".
Дочитав до этого места, Мешади-Гусейн стал запинаться:
– На чужбине... потому что...
Пыхтя и обливаясь потом, он вертел листок бумаги, рас-сматривал его на свет, но разобрать больше ничего не мог. Наконец бросил его на чашу весов и воскликнул:
– Я знаю, кто это написал. Это не кто иной, как Мешади-Молла-Гасан. Этот злодей, сын злодея пишет так, что никто не может разобрать. Ученый человек Мешади-Молла-Гасан. Я думаю, что даже в Тебризе не найдется такого... Мало кто в состоянии прочесть то, что написано им! Честь и хвала писцу! Клянусь аллахом, редкий дар у этого человека! Ты посмотри на почерк! Вот это почерк!
Говоря все это, Мешади-Гусейн снова взял письмо в руки и стал любоваться им.
Кербалай-Рза положил письмо в карман и направился до-мой. Проходя мимо мечети, он увидел Мешади-Молла-Гасана, который сидел на выступе у входа в мечеть и, нацепив очки, писал какому-то крестьянину. Подойдя к нему, Кербалай-Рза поздоровался:
– Салам-алейкум, дядя молла! Ради аллаха, скажи, не ты ли писал вчера письмо Кербалай-Мамедали?
Взглянув на него поверх очков, Мешади-Молла-Гасан спросил:
– Какому Кербалай-Мамедали?
– Да тому самому, что просил прислать с родины его долю конституции.
– Да, да!
– ответил Мешади-Молла-Гасан. - Я писал это. Вчера писал. Хорошо написал, толково, будь спокоен, на-верняка пришлют. Кажется, это ты и был.
– Нет, то был мой зять.
– Да, да! Не беспокойся, обязательно пришлют...
– Да благословит аллах память твоего родителя. До сви-дания!
Успокоенный, Кербалай-Рза пошел домой и, передавая пись-мо Парнисе, побожился, что был у самого моллы, который пи-сал письмо, и узнал от него, что все написано в точности, как и говорил Кербалай-Мамедали.
Вечером Парниса отдала письмо мужу, чтобы тот переслал на родину.
Кербалай-Мамедали отправился в лавку макинского купца Гаджи-Али и оставил там письмо, чтобы его отправили с кем-нибудь из едущих в Шахтахты, откуда через содержателя чай-ханы Мешади-Искендера письмо должно быть переправлено в селение Арабляр, его матери.
Прошел месяц. Каждый вечер, когда Кербалай-Мамедали возвращался домой с работы, Парниса встречала его неизмен-ным вопросом:
– Ну как? Есть что-нибудь?