Конструктор
Шрифт:
– «Б» пять! – азартно сказал Сережа.
– Убил, – с усмешкой ответил ему директор школы и оба начали что-то чертить на лежащих перед ними листках.
– Ой, – заметила подошедшего учителя Оля Горбунова.
На это «ой» отвлеклись и остальные, тут же скидывая с себя оцепенение от происходящего перед ними действа.
– Кхм, заигрались мы с тобой Сергей, – чуть смущенно сказал Семен Валерьевич. – Но учебу никто не отменял. Партию позже закончим, а эту твою придумку я в газету «Правда» отправлю. Пускай и другие наши товарищи смогут в нее поиграть. Ты же не против?
– Нет, Семен Валерьевич, только «за».
– Вот и хорошо.
Попрощавшись,
Морской бой и правда напечатали в газете уже в следующем выпуске, что меня удивило безмерно. Немного конечно пожалел, что здесь нельзя запатентовать идею и получать долю с реализации, но что уж тут. Главное и таить имя автора игры не стали, напечатав внизу мое имя. Что грело и меня самого и моих родителей и стало отдельным поводом для пересудов в бараке среди других рабочих. На какое-то время я стал «звездой» нашего дома. Почти каждый из взрослых желал обучиться новой игре и задать пару вопросов ее «создателю».
Но и совсем без награды меня не оставили. Уже через две недели Семен Валерьевич вызвал меня к себе и поздравил с получением приглашения на Новогоднюю елку для меня и моих родителей. Это событие имело еще продолжение, серьезно повлиявшее на мою дальнейшую жизнь.
В декабре, вернувшись вечером с работы, отец поделился с нами давно ожидаемой, но при этом все равно ставшей внезапной новостью.
– Вышел декрет о национализации нашего завода, – выдохнул он. – Еще и переименовать хотят.
– И как именно? – спросила мама, прибежав от печки с тарелкой перловой каши, взятой из общего чана.
– Точно пока не знаю, но что-то с авиацией связано будет, – ответил отец, принимая тарелку с ложкой и кусочек черного хлеба. – Цех по производству мотоколясок закрывают. Другие заводы ими займутся. Велосипедный цех пока оставляют. А вот цеха по строительству самолетов расширять будем.
– Сергуня, – умяв кашу, обратился ко мне отец. – Я вот что подумал. Раз уж у тебя столько времени есть, чтобы игры выдумывать, надо тебя к делу приставить. Я договорился с бригадиром. Партком тоже одобрил. С января станешь учеником в моем цеху.
– Учеба отменяется? – хмыкнул я, не особо в это веря.
– Нет конечно. После уроков будешь приходить.
– И что мне там делать?
Я сомневался, что мне доверят что-то серьезно. Собственно отец это и подтвердил.
– Старшим помогать. Что скажут, то и делать будешь.
– Принеси-подай, пошел нах не мешай, – понимающе покивал я.
– А ну цыц! – стукнул отец себе по колену, нахмурив брови. – Ишь какой. Языкастый.
– Но ведь это правда?
– А хоть бы и так! Но уважение к старшим не теряй, понял?
– Понял-понял, – пробурчал я. И уже тише, себе под нос, – только не ко всем это применимо.
Новогодняя елка. Что о ней сказать? Ну для начала – это была первая такого рода елка, когда простые рабочие и их дети в принципе оказались приглашены здание Дворянского собрания, будущий Дом союзов. Само торжество проводилось в Колонном зале, а добираться до здания пришлось на санях. Сделали это централизованно, для начала собрав всех приглашенных за пределами главного здания страны, а уж потом и домчали до места. В одни сани влезало около десятка детей. Родители ехали отдельно. Вот в этих санях я и познакомился
– Боря, – протянул мне руку шестилетний мальчик.
– Сергей, – пожал я ее в ответ.
– Алексей, – это уже другой назвался.
Поперезнакомившись, мы стали делиться впечатлениями, и кто что ждет на празднике. Кратко рассказали и о себе. Боря оказался сыном служащего – его отец был бухгалтером на заводе, а мама работала медсестрой. Они тоже недавно переехали в Москву, что сразу нас сроднило. Правда сам Борис еще в школу не ходил. Его образованием занимались родители. Позже, на елке, я узнал, что он увлекается аэропланами. Когда он узнал, что я являюсь создателем морского боя, в его глазах появился восторг. Мы договорились как-нибудь встретиться и сыграть пару боев. А потом уже из разговора взрослых я узнал и его фамилию – Черток. Правда в тот момент до меня не дошло, с кем именно я познакомился. Передо мной был обычный мальчуган, имеющий схожие с моими интересы. Именно от меня и наших совместных игр он заразился увлечением радио, на пять лет раньше, чем это было в моей истории.
Сама елка навевала чувство ностальгии. Электрическое освещение зала, от чего я успел за полгода отвыкнуть. В бараке все освещалось керосиновыми лампами. В школе занятия шли в основном в дневное время. Сама елка – пушистая, нарядная. Как в моей прошлой жизни. Белый хлеб, которого я не ел с самого момента попадания в тело Сережи. И повидло – его все дети ели с наслаждением и улыбками на лицах. Когда каждый день уминаешь перловку, разбавляемую выловленной в реке рыбой в разном виде – обычное повидло воспринимается не иначе, как деликатес. Ну и музыка. Только здесь, в Дворянском собрании, я понял, как мне ее не хватало. Ну какая музыка в бараке может быть? Разве можно песни по вечерам даже без аккомпанемента назвать музыкой? Лишь в выходные на площади артисты давали «концерты», больше похожие на самодеятельность, да иногда в барак приходил баянист с соседнего завода по особому приглашению нашего коллектива.
Праздник мне понравился. И в то же время остро захотелось вернуть все те блага, которые доступны в будущем любому человеку: электричество в доме, белый хлеб на столе и музыку. Хотя бы в виде радио. Оно конечно здесь было, но далеко не у каждого. Да и работало не круглосуточно.
Когда мы вернулись домой и отец спросил меня, как мне праздник, я ему честно ответил:
– Стану конструктором! И создам такой аппарат, чтобы у каждого в кармане была своя собственная музыка.
Глава 3
Зима – лето 1919 года
Как и обещал, в январе отец привел меня на завод. Представил сначала секретарю своего цеха – седому уже дядьке лет пятидесяти. Митрофан Иванович здесь же работал начальником токарного цеха и должности совмещал. Затем уже познакомил и со своим бригадиром. Молодым инженером лет двадцати пяти, недавним выпускником Московского технического университета. После чего мне было заявлено, что первый месяц я буду при отце. Он же и обязан обучить меня основам слесарного дела. Обычно в учениках ходят год, но с учетом моего возраста, быть мне в этой «должности» не меньше трех лет. И то, если нигде не «накосячу» и покажу себя с лучшей стороны. Из хороших новостей – мне как ученику полагался оклад. Вроде и небольшой, всего пятьдесят рублей, но если учесть, что отец зарабатывал чуть больше четырех сотен, то это ого-го какие деньги!