Конструкторы
Шрифт:
Дойдя до этих рассуждений, Михаил Ильич понял: именно так думает Салов и большинство специалистов. Именно этим объясняется то, что путь нового танка так тернист.
И всё-таки они не правы, и будущее за массовым танком не с противопульной, а с противоснарядной бронёй. За танком типа Т-32, у которого при необходимости можно будет усилить и броню, и вооружение, у которого мощный двигатель и широкие гусеницы, и корпус с острыми углами наклона брони, обеспечивающий максимальную неуязвимость. И он, Кошкин, будет бороться за этот танк до конца… А армада лёгких танков с противопульной бронёй может вообще оказаться непригодной для будущей войны. Что тогда? Этого многие не понимают, но Сталин понимает. Поэтому он и высказался за спорный проект,
Михаил Ильич взял со стола начатое письмо, подошёл к урне и разорвал его в клочки. Словами никого не убедишь. Надо завтра же, не медля ни часа, начать доработку Т-32. И так, как задумано: с новой бронёй, новой пушкой. Несмотря ни на что. Ему это разрешено, и он это сделает, откроет дорогу танку, принципиально новому, которого нет у противника, который опережает время.
«Как назвать новую машину?» — вдруг пришло ему в голову. Михаил Ильич подошёл к столу, сел, задумался.
Ленинградцы назвали свой тяжёлый танк в честь Климента Ворошилова — КВ. Может быть, пойти по тому же пути? Тогда он дал бы своему трудному заветному детищу индекс СК — Сергей Киров. Сергей Миронович Киров — вожак ленинградских коммунистов, любимец всей партии, человек кристальной чистоты и честности, сыгравший такую заметную роль и в его личной судьбе… Но те же ленинградцы уже давали его имя двухбашенному тяжёлому танку — СМК. Танк на вооружение не поступил, вытеснен новым — КВ. Нет, давать такие имена — слишком ответственно, в конце концов это всего лишь боевая машина, подвержена в бою любой случайности… Тогда как же окрестить новый танк?
Первый образец назван А-20. «А» — шифр опытного образца, «20» — толщина брони в миллиметрах. Потом усилили броню до тридцати двух миллиметров, «А» заменили на «Т» (танк), получилось Т-32. В чертежах новый корпус с противоснарядной бронёй (сорок пять миллиметров) назвали Т-33 — решили не расшифровывать толщину брони. Теперь танк будет иметь не только новый корпус, но и новую семидесятишестимиллиметровую длинноствольную пушку. Так, может быть, просто Т-34? Не мудрствуя лукаво и надеясь, что машина сама сможет прославить свою обыкновенную, ничем не примечательную марку?
Михаил Ильич раскрыл папку с чертежами, достал лист, на котором был изображён общий вид нового танка, и в графе «индекс изделия» красным карандашом решительно поставил: Т-34. Потом подошёл к окну, открыл форточку, жадно вдохнул бодрящий студёный воздух.
На востоке, за высокими трубами котельной, край тёмного неба слабо светлел: начинался рассвет.
10. Длинноствольная пушка
«На свете счастья нет», — сказал великий поэт. И Александр Метелин был с ним вполне согласен. Доказательства? Он лично никогда, ни по какому поводу счастливым себя не чувствовал — это раз. Никто из его серьёзных друзей, близких и дальних родственников о счастье не говорил и не мечтал — это два. Теоретически он допускал, что человек, особенно юный, незрелый, способен впасть в состояние, которое обычно именуют счастьем, а точнее следовало бы называть эйфорией. Но такое состояние не бывает продолжительным. Более того, оно неминуемо влечёт за собой расплату. Да, да, об этом есть неплохой рассказ у Куприна. Откуда-то с Дальнего Востока возвращается в Петербург счастливый человек. Он охвачен страшным нетерпением, на каждой станции отстукивает телеграммы — еду, еду, еду; в ответ летят телеграммы возлюбленной — жду, жду, жду! Счастье всё растёт, выходит из берегов, человек наверху блаженства. На столичном перроне он первым бросается из вагона и… попадает под колёса. Такой финал — не случайность. Он логичен, он — прямое следствие неосторожности в результате эйфории, охватившей влюблённого.
Так есть ли смысл стремиться к такому эфемерному, непродолжительному состоянию? Конечно,
А вот несчастье не столь эфемерно. Чувствовать себя несчастным, и даже очень, Метелицу доводилось не раз. Это состояние порой бывало продолжительным, устойчивым, недаром есть пословица: «Пришла беда, отворяй ворота!» Только Метелин говорил об этом по-другому: «Полоса неудач».
Правда, Александр твёрдо знал и то, что полоса неудач не бывает вечной. Рано или поздно, а по теории баланса должен появиться уравновешивающий момент в виде более или менее крупной удачи. Она не может не прийти, ибо всё в природе стремится к равновесию. Вот она, эта удача, наклёвывается! Маленький огонёк в конце тоннеля… Терпение, терпение… Есть!
Такой удачей, положившей конец длительной полосе неприятностей, Метелин посчитал установку на танк новой длинноствольной пушки. Вот теперь наконец конструкция завершена. Вот теперь в их танке гармонично сочетаются огневая мощь, броневая защита и подвижность — три кита, на которых держится эта удивительная боевая машина. Достичь этого непросто, ибо при изменении одного параметра, например, толщины брони, приходится менять всё остальные. И порой получается ситуация, как у кулика в болоте, — нос вытащил, хвост увяз…
Зато когда достигнута наконец гармония — происходит чудо: всё на месте, всё как надо, всё наилучшим образом. Как в хорошей шахматной партии, когда позиция становится выигрышной, — все фигуры стоят активно, все взаимно защищены и в распоряжении гроссмейстера несколько ходов, один другого сильнее. В проигрышной же позиции всё наоборот — и король открыт, и фигурам некуда ходить, и ферзю мешает собственная же пешка…
Да, хорошая конструкция всегда гармонична. И только гармоничная конструкция жизнеспособна. Более того, гармоничная конструкция не может не завоевать, обязательно должна завоевать себе право на жизнь!
…Главный конструктор, очень довольный, посветлев лицом, уже взял цветной карандаш, чтобы чёткой подписью утвердить чертёж. Но вот карандаш его неожиданно замер, а на лицо набежала тень. Грифель ткнулся в дульный срез пушки.
— Ствол выходит за габариты танка?
И словно током дёрнуло Метелина. Да, сомнений нет — проекция ствола при положении «вперёд» пересекает переднюю линию корпуса. Это значит, что, преодолевая, например, вертикальную стенку, танк ударит в неё не лбом корпуса, а стволом пушки, который на это не рассчитан. А спускаясь, скажем, в овраг, может упереться своим длинным стволом в землю. Какая уж тут гармония?! Розоватый свет, в котором так приятно виделось будущее, исчез, Метелин ясно увидел тусклые зимние сумерки, свой серый чертёж, скучно белеющий на столе, усталое, буднично озабоченное лицо Михаила Ильича.
— Это какое-то наваждение, — зло усмехнулся он. — Опять тупик!
— Ну зачем же так сразу — тупик? — спокойно возразил Кошкин. — Мы ещё с вами подумаем, посмотрим, что можно предпринять.
— Придётся отказаться от длинного ствола, оставить прежнюю пушку.
— Надо подумать. Длинный ствол — это повышение начальной скорости снаряда, а значит, и бронепробиваемости. Рассуждая логично, можно предвидеть, что в будущем стволы танковых пушек станут ещё длиннее.
— Вряд ли. Тут, вероятно, такой же тупик, как с колёсным ходом.
— От колёсного хода мы отказались правильно. Он бесперспективен для танков. А вот о длинноствольной пушке этого не скажешь, — не согласился Михаил Ильич. — Увеличение бронепробиваемости — магистральный путь развития танкового оружия. Тут надо искать выход. Подумаем, Саша, хотя бы до утра. Утро вечера мудренее.
«Думай не думай, а положение безнадёжное!» — решил Метелин. Но, вернувшись в свой отсек, всё же занялся подсчётами и к часу ночи установил интересный факт: при максимальном угле возвышения ствол за габариты почти не выходит. Отсюда предложение — стопорить пушку по-походному в положении, когда стволу придан максимальный угол возвышения.