Конструкторы
Шрифт:
Нет, никогда не жалел он о сделанном той осенью выборе. Хотя с учёбой, конечно, далеко не всё было гладко, особенно в первое время. Начать с того, что знаменитый технологический институт, alma mater блестящих студентов-технологов, разочаровал его тем, что готовил именно технологов, а не конструкторов, учил изготавливать машины, а не создавать их. Примириться с этим он не захотел и ещё на первом курсе с немалыми трудностями добился перевода в более молодой и не столь знаменитый Ленинградский индустриальный (затем политехнический) институт на машиностроительный факультет.
…Высшая математика, сопротивление материалов, термодинамика, теория механизмов и машин — по этим и многим другим действительно очень сложным дисциплинам
— Ты чего, Верка, скалишься? Ничего смешного нет, — остановившись, спрашивал он её сердито.
— Нет, правда смешно. Ты такой серьёзный товарищ, а занимаешься бог знает чем. В Вятке никто не поверил бы!
— Пора бы тебе забыть о своей Вятке! — говорил о с досадой.
Упрёк был не совсем справедлив — Вера свою Вятку, в которой родилась и выросла, вспоминала нечасто без сожаления. По лёгкости характера или по молодости лет она быстро примирилась с тем, что из уважаемой супруги губернского ответработника превратилась в жену студента, никому в огромном городе неизвестного. Старалась как-то наладить быт, что было нелегко, особенно после того, как в 1930 году родилась вторая дочка Тома (старшей Лизе было два годика). Жил трудно (хотя парттысячникам и сохранялся оклад по прежней должности), но дружно, скученно, но не скучно. А главное — он шаг за шагом приближался к заветной цели — стать инженером.
Дипломный проект — коробка передач среднего танка — делал старательно, вкладывая в него всё, что усвоил в институте. Провёл тщательный расчёт зубчатых передач, валов, подшипников, скомпоновал всё это точно по правилам, в строгих канонах, предписанных учебниками. Но работа эта не показалась интересной. К тому же с графикой было плоховато. Не каждому это дано — выполнить чертёж так, чтобы он своим внешним видом порадовал строгий взгляд любого доцента. Чертежи в целом получились грязноватыми. Был вынужден — что греха таить — прибегнуть к помощи Верочки, которая буквально в ночь перед защитой какими-то своими женскими способами с помощью хлебных крошек, утюга и ещё чего-то придала листам его проекта достаточно пристойный вид…
Защита дипломного проекта прошла блестяще. Но это не принесло большого удовлетворения. Одержимость конструкторской работой пришла позднее.
С чего же это началось? С того момента, когда выяснилось, что спроектированную им коробку передач решено изготовить и установить на опытный образец среднего танка? Или позже — когда он в опытном цехе ОКМО увидел первую шестерню, изготовленную точно по его чертежу, а потом и другие шестерни, и валы, и вилки? Или ещё позже, когда полностью собрали достаточно сложный и внушительный агрегат, который своим рождением был обязан ему, был таким, а не иным потому, что он так решил? Агрегат солидно сверкал блеском стали, его можно было потрогать, покрутить, он работал. Да, вот тогда, пожалуй, он впервые испытал чувство, ранее ему незнакомое, ни с чем не сравнимое.
Он не мог бы сказать, что раньше не испытывал удовлетворения от сделанного. Бывало, конечно. В Вятке часто выступал с докладами перед рабочими и работницами фабрик, заводов, в совпартшколе перед молодёжью. Доклады тогда не читали, это не было принято, заранее подготовленного текста не имелось. Выступал горячо, увлекаясь, этим вызывал интерес у слушателей. После доклада на него сыпались вопросы. Возвращался домой поздно, усталый, но довольный. На одном из таких выступлений перед комсомольцами встретил Веру — приметил её внимательный, словно завороженный взгляд. Призналась потом, что именно как оратор он произвёл на неё, вятскую комсомолку, неизгладимое впечатление.
Да, бывало, что удачно проделанная полезная работа приятно щекотала самолюбие, радовала. Но как далеко это было от того чувства, которое испытал он при виде работающего агрегата своей конструкции, от радости и гордости творца. Он понял, что ощутил частицу
Отклонив без всяких колебаний заманчивое предложение стать директором крупного завода в Горьком, Михаил Кошкин согласился на сравнительно скромное назначение заместителем главного конструктора ОКМО.
…А танк, на который была установлена коробка передач его конструкции, не удавался. Предполагалось, что он поступит на вооружение взамен среднего гусеничного танка Т-28. По существу, это был колёсно-гусеничный вариант Т-28. Средний танк с колёсно-гусеничным ходом — это казалось скачком вперёд в развитии советского танкостроения, дерзостным прорывом в будущее…
Главный конструктор, человек пожилой, осторожный и хитрый, почуяв недоброе, начал часто болеть, переваливая, незаметно и постепенно, все дела по этому танку на своего заместителя. Михаил Ильич впервые тогда, ещё неофициально, оказался в шкуре руководителя проекта. Опыт партийной работы помог ему поладить с коллективом, организовать людей, довести начатое до конца. Но конструкция в целом получилась крайне неудачной. Она не могла не оказаться такой, но Кошкин тогда ещё не знал этого. Множество колёсных редукторов усложнили трансмиссию, снизили её надёжность. Гусеницу поставили узкую. На испытаниях танк безнадёжно застревал там, где должен был бы идти с ветерком.
О многом передумал тогда Михаил Ильич. В неудаче винил себя. Не раз мысленно говорил: «Бездарен ты, Мишка, как гусь. И взялся не за своё дело. Не по Сеньке шапка. Способен ты, видно, бедолага, только с трибуны языком молоть: «Га-га-га!» Жалел, что отказался в своё время от директорского поста. «Сидел бы в кабинете — телефоны, секретарша. Солидный руководитель, а не мальчик для битья!» Синяков и шишек на его долю пришлось тогда действительно немало.
А потом началась работа над танком Т-46. Это был в самом деле смелая новаторская разработка — первого у нас, а может быть, и во всём мире, среднего танка с противоснарядным бронированием. Противоснарядная броня на среднем танке! У нашего тогдашнего тяжелого танка Т-35 она не превышала тридцати миллиметров, а теперь на среднем броня должна была быть вдвое толще. Но это не самое главное. Смелость и даже дерзость замысла в том, что танк с такой бронёй долже иметь мощную пушку и высокую скорость! Скоростной непоражаемый танк с мощным огнём — вот что такое по замыслу Т-46.
Очевидно, не случайно в группу по проектированию танка были включены в основном молодые конструкторы, недавние однокурсники Михаила Ильича по политехническому институту. Этим как бы подчёркивалось, что работа носит не столько практический, сколько поисковый или даже учебный характер. Но они взялись за дело всерьёз. Работали как черти. Плохо одно — настоящего руководителя, по существу, не оказалось.
«Шеф» опять хитрил, уклоняясь от сколько-нибудь важных решений, заболевая надолго в самое неподходящее время. Решать приходилось без него и за него. А он, появляясь на время, или с сомнением покачивал головой, или загадочно помалкивал. На горьком опыте убедился тогда Кошкин, как это вредно для дела, когда во главе творческого коллектива стоит человек уже неработоспособный — погасшее светило, годное только на то, чтобы пожинать лавры в случае успеха. Вред от такого человека двойной: он сам ничего не делает и крепко мешает тому, кто вынужден работать за него. А нужен, ох как нужен был во главе их коллектива человек, обладающий ясным умом и твёрдым характером, способный обмозговать всю конструкцию в целом и принимать или безошибочно отвергать неоднозначные, часто противоречивые варианты конструктивных решений. Это как в лабиринте — кто-то должен уверенно вести к выходу, иначе просто не выбраться. Выбрались они тогда, конечно, только благодаря общим усилиям. Он прямо сказал ребятам: «На шефа надеяться не приходится, а я знаю и умею не больше, чем каждый из вас. Давайте думать и решать вместе».