Консул
Шрифт:
– Так то вера. Религия, она как поветрие, передается от человека к человеку…
Сергий на цыпочках вошел в шестиугольную комнату. Окон тут не было: свет дня сочился сквозь множество отверстий в форме пятилепестковых цветочных венчиков, прорезавших деревянные стены. Пробравшись между обтянутыми прозрачной тканью ширмами и раздвижными дверями, принцип снова вышел в галерею. С одной ее стороны были разбиты клумбы с ирисами, по другую отливал зеленью лотосовый пруд.
– Давай бегом, – предложил Сергий, – пока никто не видит.
– Давай! – согласился Искандер.
Друзья побежали, бесшумно скользя в шелковых туфлях. Стены у галереи были
– Глянь, Сергей, – подал голос Тиндарид, – не тот ли это храм?
Лобанов пригляделся.
– Кажись, тот…
Священное здание покоилось на квадратном возвышении и представляло из себя пагоду – сложное переплетение стропил и балок, окрашенных золотым порошком, удерживало четыре яруса с крышами, выстланными сине-зеленой лакированной черепицей.
Сергий, крадучись, проник внутрь храма. Лестница наверх обнаружилась за толстыми деревянными колоннами и вывела «разведчиков» на второй этаж, такой же пустынный, как и первый. Двенадцать окон со всех сторон заливали пространство рассеянным светом, и лишь одно пятно чернело на сем лучезарном фоне – вход в коридор.
– За мной…
Лобанов миновал коридор, дойдя до двери, крепкой и основательной, запертой на два засова. За дверью обнаружился широкий балкон с точеными балясинами, он выходил в небольшой дворик, огороженный высокими каменными стенами. В стене напротив балкона были прорезаны двери, ведущие в приземистое, мощное здание с наклонными стенами. Это и была тюрьма.
Но Сергий не глядел в ту сторону, он жадно рассматривал троих мужчин, сгорбившихся под весом колодок. Среднего он узнал сразу – это был консул Публий Дасумий Рустик, хотя на свой бюст, выставленный в курии, он был вовсе не похож. Вместо упругой короткой стрижки – неопрятные лохмы, гладко выбритый упрямый подбородок скрыт бородою. Но этот гордый нос, этот чеканный профиль не могли скрыть никакие напасти.
– Живой… – выдохнул Искандер.
Сергий лишь кивнул, не отрывая взгляда от тюремщика, лениво бродящего по двору. Дождавшись, пока тот откроет дверь и окликнет кого-то внутри, Лобанов поднял руку и громко сказал:
– Сальве!
Надо было видеть, как вскинулись все трое, какой безумной надеждой вспыхнули их глаза! Бороды зашевелились, расползаясь улыбками, а колодки будто утратили вес под распрямившимися плечами.
Тюремщик стал оборачиваться на странный звук, и Сергий мгновенно присел, прячась за балюстрадой.
– Уходим! – шепнул Тиндарид.
– Да…
Уже покинув храм, топая по крытому переходу, Лобанов сказал задумчиво:
– Как же нам их оттуда достать? Сбросить лестницу? Не годится. Быстро подняться с колодкой на шее просто не получится…
– Вообще не получится. И как быть с тюремщиком?
– Помашем ему ручкой… Нет, надо нам сначала спуститься туда, прибить вертухая, освободить наших, а уже потом – наверх…
– Это даже не полдела, – вздохнул Тиндарид, – всего лишь четверть. Надо будет выбраться
– По реке?
– Годится как вариант. А потом?
– Одно я знаю точно – уже проделанный путь для нас закрыт. Как только ханьцы опомнятся и бросятся за нами в погоню, они пошлют сигнал. Видел башни на Чанчэн? Флажками и факелами ханьцы передадут весть о нас, и через сутки о побеге и похищении будут знать в Шачжоу. И тамошним начальникам останется не спеша организовать наш арест. А сил, чтобы перекрыть коридор Хэси, у них предостаточно.
– Ну и хорошо! Значит, обратно двинем по морю. Надоела мне эта скачка…
– Предпочитаешь качку?
– А что? Совершим морской круиз. В Кантоне [43] сейчас полно арабских кораблей, напросимся к ним пассажирами. А если будут против – захватим!
– Как говорит Эдик, поддерживаю и одобряю…
Поздно вечером контуберний разошелся по спальным местам. Сергий с Тзаной устроились на огромной кровати, занавешенной воздушной тканью. Сквозняк из открытого окна колыхал занавески, донося незнакомые запахи и крики ночных птиц. В императорском саду горело множество фонариков, и их отсветы переливались на занавеси струйчатым муаром.
43
Кантон– ныне Гуанчжоу. Однако Искандер ошибался – в те времена Кантон называли Фаньюй. Арабы говорили – Синийя.
– Ты почему не спишь? – прошептала Тзана.
– Неспокойно мне, – признался Лобанов. – Чувствую себя словно в ловушке. Весь этот дворец – ловушка. Весь этот город – западня. Вся страна! И попробуй теперь вырвись отсюда…
– Ты сможешь, я знаю. Обними меня. Крепче!
Скоро Сергий растерял тревоги, касаясь теплого, душистого, шелковистого, упругого… А после всего крепко заснул.
Тзана лежала рядом, смутно улыбаясь, а потом осторожно прижалась к его спине и закрыла глаза.
Ранним утром, в час дракона, [44] преторианцы стали готовиться к аудиенции. Вэньмо загоняли – евнух бегал по всему дворцу, отыскивая подходящий реквизит. К радости Сергия, Го Шу через императорского алхимика достал скляночку с горючей жидкостью – будет что выдувать! Эдик тоже возрадовался – ему вернули набор кинжалов-пугио.
И вот пробил час змеи. Весь контуберний организованно пошагал к Цяньданю – главному строению Южного дворца. На входе их обыскала стража. Главный стражник зловеще оскалился, углядев пугио, но Вэньмо шепнул ему пару слов. Стражи потребовали заменить кинжалы жезлами, и лишь затем, с великим сомнением, пропустили «циркачей» в Передний – тронный – зал. Это было обширное помещение, по периметру обставленное черными лакированными колоннами, капители которых изображали священных животных – золотые драконы перемежались красными фениксами. Сквозь сложные переплеты окон сочились лучи солнца и падали на черные блестящие плиты пола. У свободной стены стоял трон, поблизости, на алом ковре с вытканными золотой нитью драконами, в бронзовых треножниках горело сандаловое дерево.
44
Час дракона длился с 7 до 9 часов утра. Час змеи – с 9 до 11.