Консул
Шрифт:
— Э, нет, увольте. Я потом.
— Тогда пусть продолжит Эйно, — решил Эркки.
Эйно, по привычке запустив пальцы в шевелюру, подумал, встал.
— Однажды явился к Суоми молодой Рыцарь. С виду ничем не примечательный, среднего роста, крепкий, крутолобый, с бесстрашным и умным взором. "Укрой меня на время, Суоми, — попросил он. — Гонятся за мной царские ищейки". — "Ну что ж, — ответила Суоми, — если мой враг он же и твой враг, тогда я дам тебе приют. Ты, наверно, хотел убить царя, поэтому он тебя преследует?" — "Нет, — отвечал Рыцарь, — в моей стране вырос могучий Витязь. Он, как и ты, живет в неволе, в нищете. Он поднялся
Эйно, вытирая взмокший от напряжения лоб, замолчал.
Все зааплодировали.
— Эйно, мы принимаем тебя литературным сотрудником нашей газеты, — сказал Маури и, обведя взглядом присутствующих, спросил: — Кто хотел бы продолжить?
— Попробую я, — отозвалась молодая поэтесса, сестра Маури.
— Прошу тебя, Эльза!
Эльза поднялась, откинула назад пышные волосы, прикрыла глаза.
— Молодой Рыцарь не прятался в пещерах, не хоронился в лесах. Он поднимался с первыми лучами солнца, брал в руки волшебное кантеле, которое звучало на весь мир. Эти звуки были призывны. Они наделяли Витязя великой силой, решимостью бороться, верой в победу. И наступил час, когда Рыцарь, невзирая на опасность, пришел к Витязю и сказал: "Пора!" Народ с нетерпением ждал этого пароля и пошел за Витязем и Рыцарем в бой с неволей и нищетой, с рабством и несправедливостью. И победил. С тех пор год 1917 стал началом новой эры человечества.
Вяйно с увлечением слушал и не сразу понял, что Эркки предлагает продолжать ему.
Юноша отрицательно замотал головой.
— Я не умею.
— Как умеешь, — подбадривал его Эйно. — Мне тоже казалось, что я не смогу.
Вяйно поднял взволнованные, сияющие глаза на Эйно, встал, одернул пиджак и торжественно, как на пионерской линейке, произнес:
— Ленин сдержал свое слово…
— Вяйно, ты забываешь о цензуре, — предупредил Маури.
— Да, да, — извинился Вяйно. — Рыцарь не забыл своего обещания. Сразу после победы он сам вручил Суоми ключи Свободы и от всего сердца пожелал ей счастья.
— Очень хорошо, — подхватил Маури, — только ключи эти схватили недобрые руки. — И добавил: — А теперь наш уважаемый профессор продолжит легенду.
Профессор протер затуманенные очки куском замши и вздохнул:
— Вы дали мне самую трудную задачу, — сказал он. — Эту легенду хотелось бы закончить тем, чем заканчиваются все легенды: "И стали они жить-поживать и добра наживать". Но… — профессор помолчал и продолжал: — Волшебные звуки кантеле возвестили победу Витязя. В океане бесправия и произвола возник новый Материк Свободы. К нему потянулись сердца людей. Над Материком Свободы взвился флаг, на котором засияло слово "Мир". Но у Европы появился завистливый и коварный выкормыш.
Все слушали с поникшими головами, раздумывая над словами профессора. Мадам Тервапя обвела молодых людей изумрудным взглядом своих глаз, и те прочитали в них и материнскую боль, и материнскую любовь.
— Давайте, друзья, помечтаем о будущем нашей родины, о том, какой бы вы хотели ее видеть, — предложила она.
— А как вы сами представляете ее будущее? — спросил Маури.
— Да, да. Как? — послышалось со всех сторон.
Молодые люди придвинули стулья, устроились на ковре возле дивана. Кто-то поджег березовую кору в камине под дровами, кто-то выключил люстру. В темноте трепетали язычки пламени, которые разгорались, а в тишине зазвенел взволнованный голос Сонни.
— Я люблю свою страну, и мне кажется, что нет ее краше и лучше. Я побывала во всех странах Европы. И каждый раз с душевным трепетом возвращалась домой. Люблю белые ночи, их очарование и нашу зиму с ее метелями, волшебным снегопадом. А наши озера в обрамлении лесов! Если взобраться на гору, они смотрят на нас ясными очами, как дети земли…
— Мадам Тервапя, можно украсть у вас эту строчку для моего стихотворения? — воскликнула Эльза.
— Ради бога!.. Но больше всего, друзья, я люблю наш народ, его трудолюбие, обычаи и душу. И как ненавижу тех, кто хочет превратить нашу милую Суоми в служанку чужим, не свойственным ей интересам, кто хочет бросить нас в пропасть войны. Не о великой Финляндии до Урала мечтаем мы — это бред зараженных чумными блохами, а о величии Суоми, о ее достойном месте в мире прогресса.
Огонь камина молодил лицо мадам Тервапя,
— Смотрю я на вас, юных, и завидую вам. Я верю, что Суоми, о которой так мало знают в Европе, прославит себя служением миру.
— Как этого достичь? Что для этого нужно?
— Я вижу один-единственный путь, одно-единственное средство — это дружба с нашим великим соседом, — убежденно ответила мадам Тервапя, — с Советской Россией.
Профессор Ляскиля встал, подошел к окну, отдернул портьеру.
— Мне очень многое хотелось бы сказать, — обратился он к молодежи, — но мне кажется, что красноречивее всех слов вот эта занимающаяся заря…
Небо светлело. Из темных туч, тяжело лежащих на горизонте, пробивалось солнце.
Конец первой книги