Консьянс блаженный
Шрифт:
Единственное, что остановило его внимание: проходя через Этувель, он увидел перед дверью дома, вероятно, того, где квартировал молодой офицер, троих русских солдат, стоявших навытяжку и все так же державших левую руку у пояса, а правую — у головного убора.
Молодой офицер, по-видимому, еще не возвратился.
Мариетта спала плохо. Да и как ей было заснуть, если она знала, что Консьянс совсем недалеко? Она поднялась вместе с первым солнечным лучом, и когда уже готовый отправиться по своим делам папаша Сабо постучался к ней, думая, что девушка еще дремлет,
Папаша Сабо дошел вместе с Мариеттой до возвышенности Шиви, откуда до Лана оставалось пол-льё; здесь он свернул с большой дороги и пошел по проселочной.
Мариетта продолжила свой путь в одиночестве; заблудиться было уже невозможно, а бояться — нечего: Лан уже предстал перед ее глазами на возвышенности, венчавшей те плато, куда в последнем отчаянном порыве взбирался Титан и где он без всякой пользы оставил четыре тысячи убитых и три тысячи раненых.
Городские ворота охранял русский пост, но, увидев красивую и грациозную девушку, солдаты даже не потребовали у нее пропуска, так что она беспрепятственно дошла до площади, где некогда возвышалась меровингская башня Людовика Заморского.
Поскольку города она не знала, ей необходимо было спросить дорогу; она подошла к часовому, ходившему взад-вперед перед домом, где, вероятно, жил какой-то большой военный чин, и спросила, как пройти к лазарету.
Часовой мимикой выразил полное непонимание чужой речи.
Тогда Мариетта вытянула из кармана пропуск и показала его солдату.
Тот читать не умел, но, увидев на пропуске большую печать, подумал, что держит в руке приказ или разрешение, а потому зн'aком пригласил унтер-офицера подойти к нему.
Мариетта приветствовала его еще вежливее, чем солдата, и показала ему пропуск.
Видимо, унтер-офицер счел дело довольно серьезным и требующим рассмотрения более высоким начальством, а потому он почтительно возвратил документ девушке, а сам отправился за офицером.
Появился офицер, небрежно покручивавший кончики усов; внешность Мариетты произвела обычное действие: он приблизился к девушке, невольно ей улыбаясь, затем на французском языке с немецким акцентом сказал:
— Страствуйте, пчелестное титя, шем я моху быть вам полезин?
— Сударь, — ответила девушка, — не могли бы вы указать мне дорогу к лазарету?
— Их есть тва, лазарета; к какому из них ви намерена идти?
— К тому, где находится Консьянс, сударь.
— Што такое Гонзьянс, матемуасель?
— Консьянс, сударь, это бедный француз — его глаза обожгло пламя взрыва во время боя при Лане.
— Он кафалерист или пехотинес, этот Гонсьянс?
— Не понимаю, о чем вы спрашиваете, сударь, — сказала Мариетта.
— Я фас спрашиваю, он бил на коне или пешком?
— Он служил в артиллерии, сударь; он возил зарядный ящик.
— Ах, та, я понимайт: это бил гусар на четырех колесах, как виражаемся ми. Ф таком случае это лазарет для кафалерии.
И повернувшись к солдату, он сказал ему по-немецки несколько слов; тот их почтительно выслушал, держа руку под козырек.
Затем офицер обратился
— Следуйте за этим парнем, он фас проведет.
Девушка сделала офицеру благодарственный реверанс, а тот в ответ послал ей воздушный поцелуй, чуть слышно приговаривая:
— Der Teufel! Sehr sch"on! Sehr sch"on! [5]
Слова эти бросили бы девушку в краску, если бы она могла понять, что говорил услужливый офицер.
Но она была уже далеко: легкая, словно газель, она устремилась за солдатом, шедшим, по ее мнению, слишком медленно.
Через пять минут прусский солдат остановился и указал ей на высокие ворота с большим высеченным из камня крестом наверху; перед воротами прогуливался часовой — левая рука на перевязи, в правой руке сабля, — судя по форменной одежде, принадлежавший к корпусу кирасир. Часовой взглянул на пруссака-провожатого.
5
Черт! Очень хороша! Очень хороша! (нем.)
— Ihr [6] , — сказал пруссак.
— Ihr? — повторила девушка.
— Ja ihr [7] , — сказал пруссак.
Мариетта поняла:
— А, это означает, что лазарет здесь и что мы пришли.
— Ja, — подтвердил пруссак.
— Спасибо, спасибо, — поблагодарила девушка.
И Мариетта бросилась к большим воротам, увенчанным крестом.
Но кирасир преградил ей путь.
— Проходить не разрешается, — заявил он суровым голосом, нахмурив брови.
6
Ваш (нем.).
7
Да, ваш (нем.).
— Как это не разрешается? — растерянно произнесла девушка, в испуге отступая назад.
— Так! Или вы, может быть, не понимаете по-французски?
— Но именно потому, что я понимаю по-французски, именно потому, что, как мне кажется, я разговариваю с соотечественником, я надеялась, что смогу пройти.
— Вы не правы, сюда нет входа.
— Боже мой, но кто же это запрещает?
— Приказ.
— Господин солдат, сделайте милость, умоляю вас!
— Назад! — потребовал кирасир.
— Если бы вы знали, из какого далека я иду…
— Говорят вам, назад!
И часовой с угрожающим видом шагнул вперед.
— Но, сударь, — возразила, дрожа, Мариетта, — у меня есть пропуск.
— Кем выданный?
— Главнокомандующим.
— Каким главнокомандующим?
— Русским главнокомандующим.
— Не знаю никакого русского главнокомандующего, — упорствовал солдат, все больше раздражаясь.