Контекстуальность онтологии и современная физика
Шрифт:
«Тезис Канта-Селларса», утверждающий, что модальные метаконцепты имплицитны в любом употреблении эмпирических концептов (и, согласно Брэндому, это верно для всех категориальных метаконцептов, а не только модальных) также содержится в имплицитном виде у Витгенштейна [129, p. 96–97; 451; 455]. В самом деле, у Витгенштейна всякое осмысленное употребление языка и, в частности, употребление обыденных эмпирических концептов предполагает принятие так называемых «осевых предложений», которые относятся к «грамматике» или правилам языковых игр и форм жизни. Например, глобальный скептицизм, ставящий под сомнение абсолютно всё, в том числе и все осевые предложения, на самом деле, согласно Витгенштейну, бессмысленная позиция.
Будучи скорее философом сознания, а не языка, Витгенштейн также призывает бороться «против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка» [436, § 109]. В частности, он отмечает, что наши утвердительные предложения не всегда утверждения фактов, а сингулярные термины не всегда отсылают к референтам-объектам. Селларс, в свою очередь, считает, что скептицизм и догматическая метафизика принимают за дескриптивные и те выражения,
Принимая во внимание вышесказанное, наряду с выражением «контекстуальный реализм» мы можем также употреблять выражения «концептуальный реализм» 19 , «семантический реализм», «интенциональный реализм», «нормативный реализм», но не в метафизическом, а в контекстуальном смысле. Плюрализм «реализмов» оказывается лишь видимым.
19
Но это не концептуальный реализм в смысле Брэндома, утверждающий концептуальную артикулированность самой реальности. С нашей точки зрения реальность как таковая не имеет никакой концептуальной структуры, поскольку сама концептуальность вторична. (Но это не означает, что реальность нечто бесформенное. Понятие бесформенности уже предполагает применение концептов.) Та или иная структура идентифицируется в ней в контексте при помощи тех или иных норм, сам выбор которых зависит от контекста.
Если же интерпретировать Брэндома в том смысле, что корректное применение концептуальной схемы к реальности идентифицирует в ней реальную структуру, и что вне концептуальной схемы невозможно говорить об определённой реальности, то концептуальный реализм Брэндома можно принять. Таким образом, концептуальный реализм Брэндома лучше рассматривать как относящийся к уже кон-цептуализированной реальности – устоявшейся форме жизни.
Условия подходящести и адекватности – это также условия на подлинные концепты, смысл и интенциональность. Псевдоконцепты, псевдосмысл и псевдоинтенциональность оторваны от реальности. Подлинные концепты, смысл и интенциональность вырабатываются в реальности, питаются реальностью, которая служит для них почвой. В частности, представление об автономных смыслах, образующих, если использовать выражения Жослена Бенуа, «государство в государстве» или «государстве вне государства», было распространено во второй половине XX века в аналитической философии [86]. Такой метафизический «семантический реализм» есть, на самом деле, семантический идеализм. С точки зрения контекстуального реализма Бенуа пишет: «(…) Я не противопоставляю смысл реальности. Я их различаю, что не то же самое» [87, p. 103].
Для более наглядного и целостного восприятия предлагаемой позиции можно представить себе, что акцент в выражениях «контекстуальный реализм», (контекстуальный) «нормативный реализм», (контекстуальный) «интенциональный реализм», (контекстуальный) «семантический реализм», (контекстуальный) «концептуальный реализм» и так далее может свободно смещаться. Речь идёт о двух неразделимых аспектах контекстуального реализма. Реальный объект (то есть определённая конкретная вещь) может быть дан (данным) лишь в рамках некоторой точки зрения, описания, интенции (как формата описания), применения концепта, нормы или теории, которые его не создают, а идентифицируют (то есть объект существует не в силу концептуальной схемы и так далее; в противном случае позиция была бы идеализмом). То есть наш реализм интенциональный, нормативный, концептуальный, «перспективистский», семантический, контекстуальный (вещи приобретают свою идентичность лишь в контексте) – акцент делается на первом слове указанных выше выражений. И при этом, с другой стороны, сами интенция, норма, теория, точка зрения, концептуальная схема, смысл и так далее являются внутренними в том или ином контексте, укоренены в реальности, которую они идентифицируют. В этом (и только этом – не категориальном) смысле они реальны. То есть наш интенциональный (нормативный и так далее) реализм есть реализм (относительно интенциональности, нормы и так далее) – акцент делается на втором слове указанных выше выражений.
Мы будем также говорить о реальности контекста, или о контексте как самой реальности. Контекст подразумевается; он не может быть определён. В противном случае это был бы не контекст, а определённый объект. В рамках контекстуального реализма все реальные объекты укоренены в контексте – реальности. Благодаря этому, в зависимости от контекста, они могут варьировать свою идентичность. Как утверждает Бенуа, контекстуальность – фундаментальное эпистемологическое и онтологическое свойство реальности [87, ch. 1]. То, что не обладает этим свойством, не реально.
Понятие контекста хорошо известно из аналитической философии языка. Например, индексикальные выражения истинны или ложны не сами по себе, а в контексте. Мы будем, однако, оперировать более общим и менее определённым понятием контекста, содержание которого раскрывается лишь в рамках философской позиции, которую мы называем контекстуальным реализмом.
Вкратце, контекст есть там, где имеет смысл говорить об истинных или ложных высказываниях (корректных или некорректных действиях), но не о предопределённости их истинности или ложности (корректности или некорректности) : в этом смысле контекст – это определённость без предопределённости. Высказывания, суждения и действия первичны. Они – употребления концептов в контексте. Понятие контекста, таким образом, возникает там, где возникают концепты, нормы, язык и их применения. Как пишет Бенуа, «что касается понятия контекста, то «контекст возникает лишь там, где начинается эта нормативная игра в реальности, которую в том или ином смысле называют
Поскольку контекст – это непредопределённость, новизна, он есть там, где есть обоснование постфактум: контекст не иррационален, он предполагает рациональность. Контекст есть там, где фрагмент реальности, реальный объект может менять свою идентичность, превращаться в другой реальный объект.
Итак, как уже было сказано, образно говоря, контекст есть там, где есть укоренённость в реальности, интимная связь с ней. Он есть там, где смысл, нормы (правила), концепты питаются самой реальностью, которая играет роль почвы для них. Поэтому можно также сказать, что контекст есть сама реальность. Только в контексте можно говорить о полнокровном смысле, концептах, нормах, которые противостоят псевдосмыслу, псевдоконцептам и псевдонормам. Контекст есть там, где удовлетворяется введённое выше условие адекватности (условие подходящести можно отнести к более широкому контексту). Он есть там, где есть реальное бытие, реальный объект.
Выше мы ввели понятие «Ощущаемое», ссылаясь на обыденный перцептивный опыт. Речь может идти о перцептивном опыте, приобретаемом посредством любого из шести органов чувств или их комбинаций. Визуальная перцепция играет, однако, особую роль. Классическое понятие объекта было сформировано именно на базе визуальной перцепции.
Можно, однако, расширить понятие неинтенционального перцептивного опыта – ощущаемого – на другие и удалённые от обыденной жизни области реальности, так что можно также говорить об ощущаемом в физике (например, можно «ощущать» фрагмент субатомной реальности или фрагмент космологической реальности), математике, социальной сфере и так далее. (В качестве альтернативы можно вообще отказаться от понятия ощущаемого в областях, удалённых от обыденного опыта. То есть можно говорить о социальной реальности, математической реальности, реальности кварков и чёрных дыр и так далее как о реальностях, которые не ощущаются.) О реальном объекте мы будем говорить как об объекте ощущаемом, то есть объекте, укоренённым в соответствующей области реальности, «форме жизни».
Эпистемология модерна сталкивается с «проблемой доступа» субъекта (мысли, концептов, языка) к реальности, которая на самом деле псевдопроблема. Контекстуальный реализм обращает внимание на то, что мы сами являемся частью обыденной, физической, социальной и других видов реальности. Как таковые они не концептуализированы. Мы способны получить тот или иной осознанный «доступ» к ним лишь в том случае, если мы уже выработали соответствующие концепты и овладели ими, то есть способны корректно их применять. То есть субъективность – это нормативное «движение» в самой реальности. Философия модерна вводит дуализм субъекта и объекта с самого начала и, как следствие, не может его преодолеть. У нас дуализм с самого начала отсутствует. В Части II это позволит, например, нам устранить проблему наблюдателя и неразрывно связанную с ней проблему измерения в квантовой механике. Проблемы интерпретации, с которыми сталкивается современная физика, обусловлены неверными предпосылками философии модерна (постмодернизм есть лишь крайнее проявление модернизма).
Физическая реальность как таковая – неконцептуализированное физическое Ощущаемое. Это физическое Ощущаемое, однако, не всегда и не всякому «дано» – не в смысле данного (определённого) объекта (то есть чего-то, что имеет идентичность), а в смысле «данного» неконцептуализированного (не имеющего определённости) фрагмента физической реальности (хотя тот факт, что речь идёт о физической реальности, уже предполагает известную минимальную концептуализацию при помощи физических концептов) 20 . Просто фрагмент реальности нам не дан, подобно явлению или объекту 21 . Он может быть нам «дан» или нет в том смысле, что мы, так сказать, можем находиться в нём, контактировать с ним или нет. Такая его «данность» – необходимое условие для его последующей концептуализации в том или ином контексте. Как уже было сказано выше, концептуализация, о которой идёт речь, не произвольное навязывание фрагменту реальности идентичности извне, а идентификация в нём того или иного объекта (той или иной идентичности) в том или ином контексте. Наша позиция – контекстуальный реализм, а не идеализм. В частности, наша позиция не конструктивизм. Например, в физике идентификация объекта при помощи теории не есть его конструирование. В этом смысле физический опыт и физический объект не несут «теоретической нагрузки». Они просто таковы, каковы они есть (это означает, что как «корреляционизм», так и «антикорреляционизм», пытающийся преодолеть «корреляции», ложные позиции).
20
Поэтому о «фрагменте реальности» можно говорить как о «данном» в смысле уже существующей его минимальной концептуализации и нельзя говорить как о «данном» в смысле его будущей концептуализации как нового объекта. Или же о неконцептуализированном фрагменте реальности можно говорить как о данном, применяя понятие «данное» в другом смысле. Таким образом, мы сближаем понятие «данного» как определённого данного – объекта – и понятие данного как ещё неопределённого фрагмента реальности.
21
Мы говорим о данности явления и о данности объекта в рамках явления. Но можно также, как это делает Кант, отождествлять данный нам объект и соответствующее явление.