Конторщица-2

Фонд А.

Наконец, моя фантазия иссякла, и я замолчала.

— Знаешь, Лида, — тихо сказал Валеев. — ты же не против, если мы перейдем на «ты»?

Я была не против.

— Нам прямо завтра же нужно покончить с разводом и расписаться. Я сегодня так испугался, что всё уже началось, и я умру и не успею позаботиться о Свете. А тут еще Юлька днем приходила, хочет квартиру. Она же вам жить не даст. Да и Ольга тоже.

— Не волнуйся, Василий, — твердо сказала я, — со мной Света не пропадет.

— Обещаешь? —

с надеждой посмотрел на меня Валеев.

— Обещаю, — ответила я.

— Знаешь, Лида, — вдруг сказал Валеев, — я же всегда, всю жизнь думал, что я не трусливый человек. Гордился этим. Я и с парашюта прыгал, и на отвесные скалы поднимался. А сейчас какая-то болячка, а пугает меня до ужаса, до крика.

— Больно тебе? — спросила я.

— Да нет, — вздохнул Валеев, — в меня же столько этих лекарств влили, что я теперь еще долго ничего чувствовать не буду. Я другое боюсь.

— Что?

— Смерти я боюсь, понимаешь! — на щеках Валеева появился лихорадочный румянец. — Как подумаю, что сейчас вот живу, дышу, смотрю на дочку, на тебя, на Римму Марковну, а потом — хлоп — и ничего! Понимаешь? Вообще ничего! Только темнота и всё.

— Не бойся, — я взяла его за руку, — Смерть — это не страшно. И темноты там нету. Ты внезапно просто окажешься в другом месте. Вот и все. И начнешь жить заново.

— Откуда ты знаешь, фантазерка, — усмехнулся Валеев.

— Знаю. Я ведь уже умирала.

Глава 36

Сегодня было странно. Я шла на работу по залитой утренним солнцем улице. Роса еще не высохла и солнечные блики весело отражались в капельках на траве. А вот там, где были деревья — в парке, во дворах, у обочин дороги, чуть дымился туман. А, может, это было такое испарение после дождя. Как бы там ни было, но в тени деревьев оттенок он имел слегка пепельный, даже сероватый, и это создавало такой диссонанс на фоне хрустально искрящихся от росы газонов, что мне стало тревожно.

Не знаю почему. Какое-то предчувствие.

С Валеевым мы проговорили почти полночи, пока не пришла очередь Риммы Марковны дежурить и она не турнула меня спать. И Валеева заодно.

Я шла и вспоминала наш ночной разговор.

Сначала он мне не поверил. Точнее даже не так. Он хотел показать, что не верит во всю эту «иррациональную ерунду». Дескать, он же материалист, атеист и всё такое.

А я не стала ничего доказывать. Молча пожала плечами и всё.

Я тогда перевела тему на Светкины успехи, начала рассказывать о подготовке к школе. Валеев выдержал пару минут, а потом-таки перебил:

— Ты шутишь, — настойчиво сказал он, заглядывая мне в глаза.

— Да нет же, Василий! — покачала головой я, —

пойми, если Света не будет бегло читать уже сейчас, то в школе ей будет труднее. Я знаю, что там всему научат, но лучше…

— Я не о том, — перебил меня Валеев. — Ты это сказала, чтобы успокоить меня. Да?

— Нет.

— Я ничего не понимаю, — вздохнул он растерянно. — Расскажи мне.

— Ну ты же не веришь, — не согласилась я. — Давай будем считать, что этого разговора не было.

— Но он же был, — упрямо нахмурился Валеев, а потом неуверенно добавил. — Пожалуйста.

И я рассказала ему. Не всё, конечно. Он много расспрашивал. Обо всём: о жизни, о людях, о профессиях, о стране, о фильмах, о науке, о космосе… много чего мы тогда обсудили. Его поразил Интернет, компьютеры, роботы.

— Вот поэтому ты и дала маху с пишущей машинкой, — догадался он с легкой улыбкой.

Я кивнула.

— И румынскую стенку от югославской потому и не отличаешь… — продолжил он с усмешкой.

Я развела руками, мол, сорян.

Он еще много чего спрашивал, словно хотел напоследок узнать всё. Может, если бы он не стоял на пороге смерти, он бы мне не поверил. А когда человек уже одной ногой там, он хватается за любую соломинку. Мне сложно что-то сказать. Поэтому я делала все, что могла — рассказывала.

Я как раз пересказывала ему (кратко) о работе сетевых магазинов, как он опять меня перебил:

— А заешь, Лида, все эти твои знания из будущего могут очень пригодиться. Тебе. И Свете.

Он начал задавать вопросы. Много-много разных вопросов. Я отвечала максимально обстоятельно.

А потом нас разогнала спать Римма Марковна.

И вот я шла, погруженная во все эти мысли, как меня догнала Максимова.

— Привет, Лида! — поздоровалась она. — Ты не знаешь, куда пропал Роман?

— Привет. Какой именно роман? — не поняла я. — Я же «Анжелику» тебе еще месяц назад вернула. А больше ты мне не давала ничего.

— Да нет, ты не поняла, — хмыкнула Максимова, — Роман Мунтяну. Он пропал и уже второй день его нигде нету. Васька Егоров даже домой к нему ходил — так он и не ночевал дома.

— Может, загулял? — пожала плечами я, — парень он видный. Дело молодое.

— Кто? Мунтяну? — хохотнула Максимова, нервно, — чтоб загулять — это девушке цветы дарить надо, конфеты, мороженное. А он же за копейку удавится.

Я не стала разубеждать Максимову. Промолчала.

— Тебе помочь с письмами? — вдруг спросила Максимова. — У меня сейчас времени свободного по вечерам много, могу ответы писать.

— Нет, Евдокия, уже не надо, — покачала головой я с кривоватой ухмылкой. — Иван Тимофеевич девушек-практиканток подключил. Они с удовольствием переписываются. Так что там всё хорошо.