Контрабандист

Тырин Михаил Юрьевич

– Щедро.

– Да знаешь, щедрость тут ни при чем… Во-первых, у него никого не было. Во-вторых, он у меня в большом долгу.

Мы помолчали, наблюдая, как готовится ко сну природа.

– О чем думаешь? – спросил Крэк.

– Думаю, что теперь мне придется тебя убить.

– Ну, вот, бля. А я только настроился душевно отдохнуть.

– Ты единственный человек в мире, который знает, кто я есть на самом деле. Раньше Толстый еще знал. Но он, как я сказал, умер.

– Ну, так я же никому тебя не выдам. А вообще ты

очень неплохо замаскировался. Ни в жизнь бы не догадался.

– Если б ты знал, сколько денег я истратил на все это. На изменение внешности, на коррекцию биометрических данных. Половину состояния. Зато Грача больше нет.

– И не жалко тебе Грача?

– Жалко. Но ему все равно не дали бы спокойно жить. После Придумщика он оставался последней ниточкой. Разобрали бы по косточкам – на образцы, на препараты.

Крэк многозначительно усмехнулся.

– Видишь, как все получилось, – сказал он. – Ты мог бы себе любой рай построить. А выбрал этот.

– Да ничего я не мог. Для этого нужно желание – настоящее, сильное, исступленное. Такое, что на грани. Помнишь, как ты жить хотел, когда вы грохнулись вместе с «Ледяным громом»?

– Помню.

– Вот потому и получилось. А сам по себе Придумщик – он лишь пустая емкость, форму которой принимают наши желания.

– Больно мудрено говоришь. Нам, босякам, не переварить, бля.

– Да уж не скромничай, ладно? Скажи-ка лучше, дружочек, ты с самого начала знал, что я такой же, как Придумщик?

– Не-а. Я в последнюю очередь узнал. Даже не узнал, а догадался. А вот вожди наши – они давно тебя присматривали.

– Насколько давно?

– А помнишь тот самый первый рейс на Гарсию?

– Ну, так это ж сто лет назад было!

– Ага. Только не знал ты, что вез тот транспорт никакие не газовые контейнеры, а самую первую партию геоплазмы. О ней еще ничего не было известно, потому и обращались, как с дровами, бля… А что было дальше, ты знаешь.

– Знаю, да не все? – догадался я.

– Точно. Главное узнали те, кто потом просматривал записи систем наблюдения.

– И что же они увидели?

– Там все было куда серьезней, чем ты думаешь. Начать с того, что от грузовичка отвалился кусок. Размером в четверть самого грузовичка. И разлом прошелся как раз по тому отсеку, где находился ты.

– Надо же, как интересно… А дальше?

– Дальше был совершенно четкий кадр, где ты болтаешься практически уже в открытом космосе.

– Ну-ну, продолжай.

– А все. Дальше целый и невредимый грузовичок полетел своей дорогой. Только экипаж слегка покоцало, но ведь долетели же…

– Знаешь, а я даже не удивлен ни капельки.

– А чего удивляться? Ты ведь на «Оригами» тот же трюк повторил, верно?

– Верно. Сам не знаю, как уже удалось.

– Знаешь, знаешь… Сам мне тут втирал про желания.

Я помолчал, нервно кусая губы.

– А почему же тогда я не смог спасти моих девочек? Потому

что рядом не было геоплазмы?

– Наверно. А еще – вспомни, что ты сам мне говорил. Про силу желаний.

– Ты думаешь, у меня не было желания их спасти?

– Думаю, было, но… Да будь ты честным с самим собой, Грач. Самое страшное для человека – это его собственная смерть. Вот где настоящие желания. Это не мы так придумали, это природа за нас решила.

Небо еще не начало темнеть, но уже были видны первые звезды. Я смотрел на них и думал: смогу ли я когда-нибудь просто любоваться ими? Ненавижу космос. Не могу себе даже представить причину, которая заставит меня снова подняться туда.

– Крэк, – позвал я, – а чем там все кончилось? Ты же знаешь, до нас информации мало доходит, да и не интересно тут это никому.

– С грехом пополам, но кончилось, – усмехнулся он. – Людей много вытащили, два месяца по шахте ползали. Потом решили ее взорвать к чертям собачьим, только не понадобилось.

– Это как?

– Когда вытащили последнего человечка, все исчезло. Вся эта дрянь и слизь словно испарились. А город решили не восстанавливать – дорого, да и незачем.

– А ты случайно не знаешь, они не пытались возобновить исследования? Я, конечно, понимаю, это секретная информация…

– Никакого секрета. Яйцеголовые почти сразу устроили рейд за новой порцией геоплазмы, только маленькая неувязочка вышла. Луна-один исчезла. Веришь?

– Что значит исчезла?

– Как хочешь, так и понимай, бля. Исчезла с орбиты, бесследно. Даже астероидного пояса не осталось. Я это из первых рук знаю, несколько наших парней попали в экспедицию.

– И снова я не удивлен. Вообще это позитивная новость. Значит, не зря были мои старания.

– А старания – они никогда не зря. Кстати, если тебе интересно, Марциони тоже исчез. Их же, уродов всяких, «огрызков» специальная бригада собирала. Отвозили их в какой-то специальный лагерь, а что с ними сделали в конце концов, не знаю. Так вот, Марциони не нашли. Словно растаял.

– Растаял – и ладно. Честно говоря, не очень интересно. А про Бинго слышал что-нибудь?

– Бинго убрали от всех дел по-тихому. Где-то засел, лег на дно, больше не знаю. Да, и вот еще… Девушка наша с ним исчезла.

– Тася?!

– Тася, Тася… Видишь, как порою бывает? Любовь, бля!

– Ну и ладно. Тоже неинтересно. Слышь, Крэк, а ты часто ко мне заезжать сможешь?

– Ну, так зови! Я теперь рядышком, в службе орбитального контроля. До Земли-матушки рукой подать. Три недели работаю – две отдыхаю.

– Ты заглядывай. У меня тут хорошо, сам видишь. На катере покатаемся, мяса на костре пожарим. А еще – ты когда-нибудь ловил рыбу на простую удочку?

– Нет, а зачем?

– Во-от, узнаешь! Заглядывай. И друзей каких-нибудь с собой бери. Ты же понимаешь, у меня теперь друзей нет. То есть совсем нет.