Контрабандист
Шрифт:
Блокнот мне выдали новый. Он был тяжелый и толстый, как кирпич. При необходимости им можно кому-нибудь качественно вложить в торец. Как мне объяснили, там есть модуль защиты от удаленного сканирования. Это чтобы никакой доброжелатель не срисовал содержимое памяти через дверь или стену. Меня, впрочем, эти новшества мало радовали. Срисуют так срисуют, не мои проблемы.
Мне осталось только отключить питание и вообще подчистить следы своего пребывания на борту, как вдруг начало происходить нечто невообразимое.
Спокойно
Впрочем, не везде. Автоматика – она хоть и тупая, но к человеческому существу относится где-то даже сочувственно. Сенсоры меня, естественно, видели. Дверь за моей спиной пока оставалась открытой.
Не успел я толком что-то понять, как раздался безликий голос бортового процессора, который с преступным равнодушием сообщил:
«Персоналу покинуть борт. До начала молекулярной дезактивации десять секунд. До начала герметизации – пять секунд. Персоналу покинуть борт либо укрыться в термокамерах…»
У меня волосы зашевелились на голове. Если через пять секунд я не покину катер, моя плоть превратится в нечто вроде мочалки. Я даже не успел осмыслить, какого черта процессор ни с того ни с сего начал операцию и почему он дал так мало времени на эвакуацию, хотя по всем правилам должен терпеливо ждать, пока на борту не останется никого живого…
Ноги уже несли меня к выходу. Я в мгновение ока выскочил из катера и сразу почувствовал в боксе характерный кисловатый запах. Я не знал, как называется этот газ, но имел сведения, что он сжирает кожу не хуже концентрированной кислоты.
Шлюз был уже закрыт, что естественно, – не выпускать же едкий газ за пределы бокса. Я зажмурил глаза и бросился к створкам, на ходу вытаскивая ключ-карту. В нервотрепке руки слушались меня кое-как, и карту я, само собой, выронил. Пришлось останавливаться, открывать глаза, которые сразу начало щипать. Я старался не дышать, поскольку не хотел остаться без легких в расцвете лет.
Когда я добежал до створок шлюза, щипало не только глаза, но и кожу. Я судорожно вогнал карту в сканер и со всего маху дал кулаком по кнопке аварийного отключения дверей.
Двери не торопились открываться. Я слышал, как заработали компрессоры – видимо, шлюз имел особую программу при заполнении бокса агрессивным газом.
Мне уже было больно.
Наконец створки сработали. Я выскочил из бокса и зашелся кашлем, который, казалось, рвет меня пополам. И еще я не мог открыть глаза. Поэтому очень удивился, когда рядом раздался тихий смешок и затем голос капитана Дэбы:
– Быстро бегаешь, Грач. Только суетишься очень.
У меня кровь отхлынула от лица. Как же я мог так дико проколоться?!
Я наконец разжал веки.
Дэба
А в следующую секунду я еще раз испытал шок. Из прохода осторожно выглянул мой добрый друг, хороший парень Карл.
– Ай-ай-ай, – покачал он головой с преувеличенной озабоченностью. – Как же так получилось. Ну, кто мог подумать, что на борту окажется человек…
– Ладно, иди, – кисло усмехнулся Дэба. Усмехался он, как всегда, только голосом, поскольку лицо традиционно оставалось неподвижным.
Карл убрался, не дожидаясь пояснений, куда ему идти.
Капитан вызвал по радио кого-то из своих костоломов и, кивнув в мою сторону, проговорил:
– Пострадавшего – в санблок.
Меня словно провели сквозь строй, как в старые времена. На меня смотрели люди, а я шел и думал: «Теперь все знают: пришлый ревизор полез куда не надо и получил по заслугам». Положение, унизительнее которого не придумаешь. Только бы Тася по дороге не попалась. А впрочем, все равно узнает…
В санблоке меня раздели, обмыли особым раствором, положили влажные тампоны на веки и дали подышать из маски каким-то удивительно приятным воздухом, от которого мне сразу стало легче. По-прежнему горела кожа, но этим все и ограничивалось. Похоже, я легко отделался.
Когда я вышел из лаборатории медиков, то снова увидел капитана – в той же позе, у стеночки.
– И что же ты там искал, наш юный следопыт? – с затаенной печалью спросил он.
– То, что ты не соизволил предоставить мне по официальному требованию, – серьезно ответил я, стараясь не выглядеть жалким. – Телеметрию.
– Ну, нет ее у меня, – с сожалением проговорил он. – Говорю же, не храним. На гражданских судах это необязательно, вот мы и не забиваем память.
Врал он, конечно. Любой задрипанный кораблик обязан хранить данные сколько-то месяцев. Правда, частники этим всегда пренебрегали, но это до поры до времени, до первого ЧП.
Ох, как же мне хотелось потрясти перед его носом блокнотом и хвастливо сказать: «А что у меня есть!» Пусть знают, что я умный, а они дураки.
Нет, нельзя. И мне пришлось-таки примерять жалкую роль.
– Теперь вижу, что нет. Теперь могу указать в отчете, что телеметрия не сохранилась.
– А на слово верить мы уже не умеем?
– А на слово мы вам один раз уже поверили. И в почетном карауле над прахом усопших постояли. И сами чуть было этим прахом не стали.
– Беда с вами, господин наблюдатель, – покачал головой Дэба. – Как не совестно работать такими методами? А если я сообщу вашему начальству?
– То оно похвалит меня за инициативу и творческий подход. А вот если я сообщу, что ты мешаешь моей деятельности, эффект будет поинтересней.