Контрафакт
Шрифт:
«Здесь свободный рынок, – размышляла она, – чистый капитализм. Все зависит от собственного ума и собственной энергии». Что ж, бизнес затягивает человека, как карточная игра, не разбирая пола, возраста и прежнего рода занятий. А что касается пола… Напрасно иные полагают, что страстная натура женщины стремится единственно к покорению мужского сердца; не к покорению, так к произведению впечатления, к чувству, наконец, превосходства своей, женской ауры над аурой того или иного мужика. Да нет же, не так все это! И не будьте столь самонадеянны. Уж если женщина вступит
Не осуждайте актрису, уступившую домогательствам режиссера ради получения роли! Она его и не заметила, режиссера этого: заплатила – и рванула дальше. И вот он, триумф. И ее купает публика в море своего восторга, ее, а не того лысого с язвой желудка, что выпустил ее на сцену!
Одним словом, Марина поняла, что сейчас – ее выход.
Однажды она уже проявила решительность характера в коммерческих делах. Это произошло в издательстве «Никас», в демонстрационном зале. Издательство тогда тесно сотрудничало с «Просвещением»: обменивалось крупными партиями книг, иногда покупало впрок излишки.
И вот в демонстрационном зале к Марине и Леониду Петровичу подошел генеральный директор Николай Денисович и, приобняв их за плечи, по-свойски сообщил:
– У нас «Русский язык» появился. Для пятого класса. Двести пятьдесят пачек. Сколько возьмете? Недорого.
И не успел Леонид Петрович прикинуть, как, зачем, кому и по какой цене, как Марина ответила коротко:
– Все возьмем.
Да, они оба тогда поступили решительно: Марина – забрав всю партию, Леонид Петрович – уволив нерасторопного Гарика.
Клубники тогда обратили на них внимание: перекупали пачки, подыскивали грузчика – в общем, приняли за своих.
У Марины хватало решимости начать поход за большими оборотами, а говоря проще – за большими деньгами. Но у нее хватило и рассудительности понять, что далеко не все окружающие признают полное женское равноправие и это может послужить нежелательным препятствием на разного вида переговорах. Получалось, что тут целесообразно на передний план выдвигать не себя, а мужа, учитывая, тем более, его общительность, природное дружелюбие и умение говорить. Она не стала, упаси, боже, хитрить – честно поделилась коммерческими планами и планами расстановки фигур. Леонид Петрович понял и не перечил.
Как-то раз, «после клуба», когда они уже сидели в своем микроавтобусе, прогревая мотор, Марина показала на невысокого человека в длинном расстегнутом пальто.
– Это Князь. Пойди, поговори с ним.
Леонид Петрович заглушил двигатель и спрыгнул с высокой подножки. Князь курил и смотрел карими навыкате глазами на приближающегося Леонида Петровича. Курил, сплевывал и дергал себя за ухо.
Леонид Петрович поздоровался.
Князь
– Мне нужна алгебра, седьмой класс, – дружески улыбнувшись, заявил Леонид Петрович.
– А ты кто?
– Я с клуба.
– А где ты там стоишь?
Леонид Петрович объяснил.
– А, знаю. – Он выбросил окурок. – Ты вот что. Съезжай с пандуса на проспект и жди там. Я сам к тебе подойду.
Повеяло таинственным и криминальным.
Высокий красный микроавтобус скатился с пандуса.
– Подождем, – сказал Леонид Петрович, прижав автобус к тротуару. Марина кивнула, достала из сумки толстый еженедельник в черном переплете, калькулятор и принялась считать. У нее всегда было что посчитать: по обменам, кредитам и выплатам. Леонид Петрович включил радио, покрутил ручку настройки, ничего приятного не нашел, выключил.
– А ты откуда узнала, что это Князь? – спросил он.
– Вычислила, – улыбнулась Марина. – Он к Вове наведывается, пачки не таскает, приносит в полиэтиленовом пакете одну-две книги, показывает Вове – думаю, образцы.
– А чего он так скрытничает, словно подпольщик? – удивился Леонид Петрович.
– Не знаю, Леня. Придет – спроси.
Анатолий Мышкин по прозвищу Князь появился минут через двадцать. Леонид Петрович уступил ему водительское место, а сам перебрался в кузов – благо, разделительной перегородки в микроавтобусе не было.
– Ну и чего ты хочешь? – спросил Князь, сверля взглядом Леонида Петровича.
– Алгебру седьмую, я же сказал.
– Сто пачек возьмешь? – спросил Князь, – по шестнадцать. Продашь оптом по двадцать одному. Двадцать один – клубная цена. А в розницу – по двадцать пять свободно.
И тут Марина не выдержав роли «тайного советника», подала голос.
– Двести пачек, но по четырнадцать, – сказала она. – Как Вове.
– А ты откуда знаешь, как Вове? – подозрительно прищурившись, спросил Князь, и как-то сразу стало понятно, что он моментально разобрался, кто тут решает вопросы, а кто, не в обиду будь сказано, – декорация.
– А я вычислила, – сказала Марина, – окольными путями вычислила, что Вове – по четырнадцать.
– И у и что, – как бы соглашаясь с этой цифрой, парировал Князь, – Вова же заранее вкладывался на бумагу, а вы – на готовое. – Он уже разговаривал конкретно с Мариной. – Во-первых, у меня двухсот пачек и не осталось – сто пятьдесят, во-вторых, деньги сразу, в-третьих – на витрину не выставлять и никому не говорить. Короче, чтобы Вова не знал.
– Так вот почему такая конспирация, – догадался Леонид Петрович.
– Согласна? – спросил Князь.
– Согласна, – сказала Марина, – если по четырнадцать.
– Ты чего такая упрямая? – повысил голос Князь. И после короткой паузы постановил. – Пятнадцать.
Марина не согласилась, и Князь стал кричать на нее, употребляя вскользь и матерные слова, и Марина поняла, что это – всерьез. Больше Князь не скинет.
– Хорошо, – сказала она. – Мы согласны.
– Сейчас заберете? – мгновенно успокоившись, будто и не было никакого крика, спросил Князь.