Контракт на Фараоне
Шрифт:
— Отец! — закричала Хашипут, собираясь признаться в своей глупости. «Он всесилен, он все исправит!»
— Я рад тебя видеть, дочь, — громовым голосом ответил Канешу.
Богиня почувствовала неприятное жжение в руке.
— Отец, — неуверенно начала она, — со мной произошла очень странная вещь.
Ей с трудом удалось подавить крик. Страшная боль пронзила руку. Украдкой Хашипут посмотрела на руку, которую она не осмеливалась вынуть из-под стола. Вверх по запястью ползла омерзительная темная полоса. Выше была гладкая, белоснежная рука богини. Кисть же напоминала сморщенную старушечью лапу.
Хашипут
— Я… я страдаю от… кажется, смертные называют это «боль в животе». Как такое возможно, отец?
Полоса разрушения остановилась чуть выше запястья. Хашипут почувствовала, что сейчас вновь лишится чувств.
Канешу стал жевать чуть медленнее, задумчиво глядя на дочь. Потом он улыбнулся.
— Ты слишком разборчива в еде, дочь моя. Разве ты не знаешь, что это недопустимо даже для богов? — Отец расхохотался, изо рта его вырвалось облако зловония. Девушка затаила дыхание. — А может, ты выпила слишком много нектара из амбровых ягод?
— Наверное, так и есть, — ответила Хашипут, вымученно улыбнулась и покинула трапезную.
Руиз смотрел, как Феникс, вернувшись в свои покои, медленно снимает кисею с руки. Его передернуло от сострадания и омерзения. Благодаря информационному погружению он знал, что прежде, чем руку сварили в кипящем масле, нервы были блокированы, но смотреть на изуродованную конечность было нелегко.
Со сцены взвился занавес и волшебным образом повис в ночном небе. Конец очередного акта. Во время короткого антракта Руиз старался думать о чем угодно, только не о боли, которую испытывает Феникс.
Началось следующее действие. Капюшон все еще скрывал маску на голове старшего мага. Он сидел абсолютно неподвижно, подле него стояла на коленях Феникс. Остальные фокусники в масках застыли по углам сцены. Факелы по периметру сцены зажигались и гасли без всякого внешнего воздействия. Бхас поднял руки в приветственном жесте.
Демон поджидал Хашипут на краю мира. Юная богиня зарыдала и упала к его ногам:
— Умоляю, скажи, чего ты хочешь от меня?
В сухом, властном голосе послышались нотки нежности:
— Я только хочу помочь тебе, прекрасная Хашипут! Мука необходима, она — залог твоего будущего счастья.
Хашипут, дрожа, подняла обезображенную руку. Бхас долго молчал, потом спросил с жадным любопытством:
— Ты столько веков сохраняла девственность. Почему?
Богиня гордо выпрямилась, забыв о боли:
— Тебя это не касается!
Голос Бхаса прогремел в тишине, подавляя ее своей мощью:
— Ты забываешься, Хашипут! Это касается меня, потому что я так решил!
Факелы на сцене замигали быстрее, из оркестра раздался низкий, отрывистый вопль инструментов.
Приблизились сыновья Бхаса. Там, где ступал Тетри, бог голода, судорожно извивалась трава засухи. В следах, оставляемых богом рабства Менком, немедленно прорастал вонючими клубками отвратительный смертник. Зрители ощущали его гнилостный запах. Хашипут впервые заметила эту пару и в ужасе отшатнулась.
— Что за отвратительные чудовища? — произнесла она дрожащими губами, но все еще сохраняя в голосе насмешку.
Бхас схватил ее за руку, и тело ее пронзила жуткая боль. Несчастная девушка упала на землю и принялась кататься из стороны в сторону,
Бхас улыбнулся. Казалось, отвратительный червь прополз по черному шелку. Он показал на своих сыновей.
— Один из них станет твоим супругом. Когда мир был еще молод, твой отец заключил с нами договор. Странно, что он ничего не рассказал тебе, о Хашипут! Ты должна выбрать одного из них.
Несчастная не могла заставить себя взглянуть на ужасную троицу. Казалось, она ощутила внезапный порыв зловонного черного ветра: темная сила Бхаса, безнадежное отчаяние Менка, алчность Тетри. Бхас схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги. Тело девушки безвольно обмякло.
— Позволь представить тебе моих любимых сыновей. Это мой первенец, Менк.
Бог рабства, похожий на оживший труп, согнул спину в деревянном поклоне.
— А это, — продолжал демон, — Тетри, мой младший.
Тетри не кланялся. Он с мольбой протянул к ней руки. Тело его казалось обтянутым кожей скелетом, пальцы напоминали когти.
Хашипут наконец нашла в себе силы вырваться из рук Бхаса. Он отступил в сторону и прошипел:
— Выхода нет. Ты должна сделать выбор. Иначе ты пожелаешь себе смерти, но не умрешь. Придется скрывать свое уродство в самой глубокой пещере. Те, кто превозносили прежде твою красоту, будут швырять в тебя камни.
— Разве нет для твоих сыновей подходящих жен в Аду? — смиренно спросила Хашипут.
Боль в руке вспыхнула снова. Бхас рассмеялся, и его когтистые пальцы впились в нежные плечи богини.
— Может, и есть, — ответил он. — Но женщины Ада грубы и уродливы по сравнению с тобой, милая Хашипут.
— Я согласна, — прошептала девушка.
Руиз завороженно следил за развитием событий в пьесе. Богиня выбрала Тетри. Боги сняли маски, а Хашипут снова лишилась чувств. В вихре голубого сияния сцена превратилась во дворец Канещу. Действие становилось все динамичнее. Хашипут провела Бхаса и его сыновей в золотые палаты, где сладкие плоды свисали с ветвей, растущих из прохладного белого камня, а из каждого фонтана струилось молодое вино. Маги демонстрировали чудеса иллюзии, декорации менялись быстрее, чем в пангалактической голодраме. Феникс выглядела все более измученной, девушку терзали боль и ужас. Лицо ее все больше бледнело, волосы слиплись от пота.
Бог засухи и его сыновья крались по коридорам дворца, и там, где они проходили, высыхали фонтаны и погибали цветы.
Руиз почувствовал леденящий ужас. Он долго учился равнодушию, однако девушка, исполнявшая роль Хашипут, пробуждала в нем гораздо большее сострадание, чем просто безымянная жертва с забытой планетки — поставщицы рабов. Несчастная пыталась бороться, но действие неумолимо двигалось вперед, к ее смерти. Она все еще была нежной, глупенькой богиней, но глаза ее уже приобрели отрешенность умирающей, губы сжались в тонкую ниточку. Руизу все труднее становилось смотреть. Приближалась развязка. Он спустился со своего места. Жители Биддерума были так захвачены представлением, что не замечали толчков, когда Руиз пробирался сквозь толпу. Он пробился к самой сцене, чтобы держать ситуацию под контролем.