Контракт на рабство. Рэй
Шрифт:
— Думаешь, стоит воскресить ради этого благого дела? — Мэтью завел мотор, и мотоцикл плавно тронулся с места.
— А можно? — тихо спросил Рэй.
— Все возможно в этом мире, было бы желание и… — последние слова Мэтью перекрыл рев двигателя.
Глава 18
Стоило переступить порог "логова", как Мэтью отбросил в сторону сумку, схватил Рэя в охапку и понес в спальню.
Он не возражал. Хотелось забыться в чужих объятиях. Не думать, не ждать, не помнить…
Но Рэй помнил. Идеальные холодные
Лоренцо мертв.
А он жив. Рэю очень надо поверить в то, что он жив. Он и Мэтью.
Рэй вцепился в мощную шею, вдохнул терпкий, отдающий шерстью и потом запах, лизнул соленую кожу. Мэтью что-то тихо не то простонал, не то прорычал; Рэй разобрал лишь "замкнуть круг" и "хочу тебя".
— Хочу тебя, — повторил Рэй, вжимаясь в горячее напряженное тело и с наслаждением слушая, как ускоряется ритм волчьего сердца. — Мэ-эт…
Мэтью все с тем же полурыком бросил его на кровать, упал рядом, впился в губы поцелуем — жестким, властным, голодным.
"Да. Да, Мэт, именно так. Заставь меня забыть обо всем, кроме тебя. Заставь почувствовать себя живым"
Рэй ответил на поцелуй, зажмурившись и повторяя про себя: Мэтью, Мэтью. Как заклинание. И подался навстречу его внезапно неловким рукам, стягивающим с него одежду… Сердито застонал. Медленно, слишком медленно.
Мэт словно услышал его мысли. Рванул тряпки прочь — с треском, раня кожу, оставляя красные следы. Поцеловал, почти укусил, в ключицу. Навалился сверху, вжимая в кровать.
Рэй мимолетно удивилась: ему совсем не больно. Наоборот, хорошо, словно обычных ласк мало, безнадежно мало; словно кожу покрывает броня, которую не растопить поцелуями, только пробить, прокусить…
Он помотал головой, отгоняя странные мысли и желания. Очень странные. Не его.
Он — парень, он — человек, он не кусается и не пьянеет от запаха чужой крови.
Но почему-то хочется… Да, вот так, чтобы чужие ладони сжимали бедра крепко, до синяков; чтобы внутри все горело и плавилось от веса чужого тела, от собственной беспомощности под ним. От того, что он не может остановить Мэтью, не может — и не хочет.
Рэй застонал, требуя большего. Сейчас же, немедленно. Обнял Мэтью ногами, сердито поморщился. Почему он до сих пор одет? Нет, сними, мешает.
— Сейчас… Мой мальчик, сейчас… — оборотень приподнялся, нависая над Рэем, словно над добычей. Его глаза светились в полутьме, мускулы бугрились, по виску катилась капелька пота, и Рэю отчаянно захотелось провести по его шее ногтями, увидеть на его коже алую полоску…
Все демоны ада, что с ним творится?..
Додумать, что с ним творится, он не смог — отвлекся. Мэт справился с брюками, отбросил рваную тряпку прочь, чиркнув по бедру металлической пряжкой ремня.
Рэй прикусил губу: сам не понял, то ли от боли, то ли от пронизавшей насквозь волны болезненного, яркого, сводящего с ума удовольствия.
А Мэт
Снова замер.
— Сегодня я был уверен, что потерял тебя.
Рэй покачал головой.
— Нет.
— Ты мой консорт.
Рэй невольно улыбнулся — так хорошо, так сладко и правильно это звучало. И вздрогнул, когда Мэт коснулся языком саднящей царапины на бедре. Нежно. Горячо. Возбуждающе — до судороги, сведшей низ живота.
— Мэт. Мэтью… — Рэй попыталась схватить его за волосы, потянуть к себе, но они были слишком короткими, не уцепиться. А оборотень делал вид, что не понимает его требования: он увлеченно слизывал с кожи Рэя капельки крови, глядя на него затуманенными и совершенно безумными глазами. Кажется, ранка под его языком затягивалась. Или нет. Не имеет значения. — Какого демона, Мэт. Иди ко мне.
И опять — ему должно было быть страшно. Оборотень, ликантроп, монстр, на его глазах сожравший вампира, лижет его кровь. Любой нормальный человек сдох бы от страха. Но не Рэй. Он точно знала, чувствовал всеми внутренностями, что Мэт никогда, ни при каких условиях не причинит ему вреда. А сейчас… сейчас он хотел только одного: чтобы оборотень, наконец, оказался внутри него. Заполнил. Взял. Доказал Рэю, что он жив, что он желанен, что все еще может быть хорошо.
— Мэ-эт, — он дернулся к волку, почти успел сесть на постели.
Почти. Но не успел. С тихим, таким знакомым и неуместным смехом — почему неуместным? Почему знакомым? Демоны, почему в голове так пусто? — Мэт опрокинул его обратно, коленом раздвинул его ноги и плавно, но напористо вошел в него.
Рэй закричал. Он не понимал — что кричит, почему, зачем. Просто не мог иначе справиться с переполняющим наслаждением. Острым, ярким, как наркотический сон, прекрасным, как… как жизнь. Да, Мэтью, да…
Мэтью что-то прорычал, положил ладонь на возбужденное естество Рэя, лаская, вбиваясь, заполняя до отказа, смешиваясь, сливаясь в единое целое. Желтые волчьи глаза приблизились, на миг показавшись огромными и сияющими, как две полные луны, и вдруг наступила темнота — а губ Рэя коснулись сухие, обжигающе-горячие губы, пахнущие ночным лесом, свободой, сладкой кровью врага…
Мэт поцеловал его жестко, сминая и терзая рот, властно заполняя его своим дыханием, своим языком, делясь своими первобытными — нет, звериными, — инстинктами, радостью обладания самым лучшим, самым красивым, своим золотистым лисом…
Рэй разучился думать словами — его смело лавиной образов и ощущений. Мир стал невероятно ярким, собственные ощущения — фантастически острыми и детальными, словно он чувствовал каждую свою мышцу, каждую связку, каждую клетку и молекулу. И в каждой молекуле бурлило сумасшедшее наслаждение и невероятная сила. Словно его насквозь, как чистую морскую воду, пронизало солнце. Словно он превратился в солнечные лучи — теплые, ласковые, и в то же время обжигающе-смертоносные.