Контракт
Шрифт:
— Я здесь, дорогой! Иди сюда, не заблудишься, дверь справа, помнишь? — Но молчание в ответ, только шаги ближе, ближе. И дверь открылась, а на пороге вовсе не Т.
Перекрещивающиеся отсветы — окно на одной прямой с балконной дверью, лампы в потолке яркие, не разглядеть черты, в проеме возник силуэт. Не короткий, не высокий, среднего роста человечек очертился, незнакомец в зелено-бежевом одеянии, камуфляж, по-моему, зовется, в таком солдаты по пустыне топают. Лицо худое, смутное. И глаза диковато сверкают.
Что он здесь-то потерял? Здесь не пустыня, не лес, не война. Струйное джакузи в огромной ванне с розовыми цветочками, розовый рай…
Охранник, что ли, напился и слоняется по отелю, проверяет, все ли
А ведь как мне с Тео повезло! Так и не сказала ни разу, как любила, нет, как люблю, это просто кошмарный сон, а я жива, Тео, я люблю тебя!
Тоже мне горе — потеря тела, поправимо, хоть и морока, морок, обморок. Я вижу, слышу, я помню. Все помню.
Взлет Илониных ресниц, блестят изумрудные звезды, сверкает задорная зелень бесстыдных доверчивых глаз.
И ведь письмо написала Илоне, написала, да отослать не успела, останется она без письма. Без меня, одна теперь одинешенька. Прости, Илона, девочка моя…
Виталик увидел пустую комнату, кровать застелена аккуратно, по-военному. Из ванной донесся шум, его туда позвали! И он пошел на зов.
Удачный день, ничего не скажешь. В ванной плещется мерзкая баба, что у детей отца крадет. Он и не знал, что ненависть так сильна. Взрыв ненависти, контузия у него. Глух, глуп. Но зряч. Женщина смотрела на него с таким удивлением, он чуть задержался, захотел ей все объяснить. Но не успел объяснить. А потом некому было. В темноволосую голову похотливой твари, нимфоманки треклятой, продроченной напоследок массажными струями, он попал с первого раза, почти не целясь, ненависть вела прицельный огонь.
Удивленный взгляд стал кровавым, женщина сползла вниз, просматривалась еще, но вода темнела, наливалась кровью, как глаза разъяренного быка. Широкий квадрат зеркала со скошенными углами напротив, темная вода не отражалась, а будто расползалась в зияющую дыру, а рядом с дырой — он, Виталик. Такой маленький, незаметный. Непородисто, плебейски он выглядел, на орла парящего не похож. Выстрелил снова, теперь уже в расползающуюся дыру на зеркале, но промазал, попал в собственное отражение, в маленькую точку в верхнем углу. Он попал в самый угол, зеркало почти целехонько, пуля рикошетом проехала, вошла в стену. Орлиный глаз, образцовый выстрел!
Виталик вспомнил, что хвастаться образцовым выстрелом некому. Потом вспомнил, что никогда не сможет хвастаться этим выстрелом. Это неприятно. Но такова жизнь легионера. Никто не знает имена героев.
Он снял глушитель, но пистолет намеренно не прятал — до конца операции боевое оружие наготове. Вьюном пересекая комнату, ежесекундно проверяясь, оценивая ситуацию, Виталик отворил балконную дверь, цепкими движениями спустился по стене, спрыгнул — и скатился в лесную полосу, а там и до машины рукой подать.
Уже в «вольво» он перевел дух. Такая удача, выполнил задуманное, легко!
Дорога пустынна, слышен любой шорох, тренированным слухом он выхватил гудение приближающейся машины еще задолго до поворота, потом показался черный аппарат, бодрое шелестение отлаженного двигателя.
Во дела! — это Андрюхин «мерс», Виталик разглядел лицо брата, непроницаемое, будто из камня
Справа от Андрея сидела небольшого роста женщина, голова на одном уровне со спинкой кресла, но можно разглядеть: блондинка.
На лбу каплями выступил пот, Виталик затрясся, завыл: братан о светлых волосах любовницы пел не раз и не два, дурак он, Виталик. Темные были волосы у дамочки, что в ванне плескалась, почти брюнетка, да.
Он снова ошибся. Не промахнулся, но все равно ошибся. Как и тот глупый мальчишка в степи, запросто подстреливший орла. Так, от нечего делать.
Второе письмо Тины
В Петербурге нервная жара, в Лондоне слякоть и жара, как это сочетается? В Нью-Йорке парящая жара, но город удивительно подвижный, живой, энергия, говорят, особая, подземная, ключом бьет.
Илона приехала ненадолго, Питер ждет ее в Лондоне через месяц, Митя играет в Сиднее через десять дней, потом Таиланд, пока что она сопровождает его повсюду. Так много статей написано — и ею самолично, и критиками, нанятыми Питером, и вольными обозревателями, никем не нанятыми, и завистниками, обожающими злопыхательство как процесс и не знающими об этом.
За неделю она выкрасит волосы, сделает маникюр, прочтет труды Асафьева — и о музыкальной форме, и о программности в музыке — Илона хочет наконец во всем этом разобраться.
Почтовый ящик полон — ну кто теперь пишет письма на бумаге, кроме моей мамаши? Сплошная реклама презервативов и страхования автомобилей, все в мусоропровод и немедленно.
Она вышла в коридор с пачкой журналов, буклетов и флаеров, длинный белый конверт выпал и прошелестел, едва касаясь пола, почти до ступенек. Илона потянулась за ним, подняла. Машинально прочла обратный адрес: тот же город, из которого иногда писала мать, но рука незнакомая.
Рекламная кипа разлетелась на лестничной площадке, Илона тут же забыла о ней, резкими движениями вскрыла конверт. Внутри два листа бумаги формата А4, на одном — короткая распечатанная на принтере записка, на другом Илона сразу узнала размашистый почерк матери. Она всегда писала громадными буквами, как для слепых.
Вчиталась, вдруг почувствовала, что воздуха не хватает, прошла в комнату и, длинно-длинно вдохнув, осела на стул у двери.
Dear Ilona!
I'll miss your devoted mother and my beautiful wife forever.
The letter attached belongs to you, I'm sorry to send to you so late but I only recently found it.
Tina doesn't live anymore, but I still cannot believe it, I'm not able to say:
«She is dead».
An unknown stranger shot her for no reason. It happened in a hotel and is beyond my understanding.
I'm ready to help you as much as she did. Don't hesitate to ask me, if you need something.
There are no limits to my grief, Ilona.
My address remains the same,
(Дорогая Илона!
Я буду оплакивать твою преданную мать и мою прекрасную жену вечно.
Прилагаемое письмо, обнаруженное мною совсем недавно, принадлежит тебе. Я сожалею, что пересылаю его с опозданием.
Тины больше нет в живых, но я все еще не могу в это поверить, не могу произнести вслух: «Она умерла».
Неизвестный застрелил ее безо всякой причины. Это случилось в гостинице, происшедшее выходит за пределы моего понимания.
Я готов помогать тебе в той же степени, как это делала она. Если тебе что-то необходимо, сообщай мне без промедления.
Моя скорбь не знает границ, Илона.
Адрес остается прежним,